Сибирские огни, 1981, № 11
УПРАВЛЕНИЕ 137 Она помогла ему выбрать колготки, а Вовке он купил пистолет1с поясом и кобурой —и снова вернулся на вокзал и уже отсидел там до самого прихода поезда. Несколько раз ему казалось, что он видит на вокзале Таню—она уезжала в эти дни —и всякий раз у него, замирая, точно останавлива лось сердце. Он пока никак не мог представить,, что она навсегда, на вечно, исчезала из его жизни. Это просто не укладывалось в голове. И еще: было невероятным, что она ломала все в своей жизни, рушила, обрывала —именно из-за него. А он, как, наверное, никто другой на свете, желал ей только счастья. «Но так надо,—который уже день твердил он себе.—Надо!.. Таня права... И этому я еще должен учиться и учиться... Учиться пониманию своей ответственности за всё, за всех, с кем я сталкиваюсь...» Он представил, как будет она сидеть в купе —собранная, как всег да, внешне спокойная, а в душе —одинокая, несчастная,—и ему каза лось, что он готов разорваться на две части и одной частью умчаться следом за ней... В поезде было свободно—сейчас все устремлялись на юг, на за пад,—и он ехал в купе один. Он постелил постель, лег головой к двери и стал смотреть на мель кавшие за окном телеграфные столбы, фонари, верхушки деревьев. Черные линии проводов, как волны вдоль борта, то вздымались, то. опус кались перед глазами. ■ Воздух в купе пахнул сложно —каким-то клеем, духами, иногда нагретыми, пропитанными шпалами, печным дымом, но больше всего— полями, свежестью, зеленью. Андрей лежал, заложив руки за голову, и думал о том, что Жене с Вовкой, конечно же, будет лучше, если они останутся на лето в По кровке. Он и сам мечтал не раз провести там когда-нибудь свой отпуск. Но все как-то не получалось. Покровка, как и Камнереченск, стояла под сопкой, у небольшой тихой речушки, в ней было всего двадцать или тридцать дворов. Дере венские женщины здоровались с ним, как с давним знакомым, когда он впервые, еще неженатый, приехал туда с Женей. Он шел тогда с Женей по одной-единственной улице, тянувшейся вдоль реки, шел к полям, где среди берёзовых околков то там, то там стояли прошлогодние почернев шие скирды, и женщины долго смотрели им вслед. Там, за скирдами, они целовались. Он совершенно терял над собой контроль, но Женя только округляла глаза и испуганно повторяла: — Как ты так можешь, Андрюша?!. Ты меня обижаешь... Она до сих пор оставалась очень сдержанной и целомудренной. — Глупый,—не раз, увещевая, говорила она.—Все женщины такие. Вон возьми тургеневских героинь, других... Вешаются на шею только оторвы... И ты разве дружил бы со мной, если бы я с первого раза де лала все, что бы ты ни пожелал, а? — Дружил бы... — Это ты только так говоришь,—отвечала она.—Таких потом бро сают... У них в институте, как она говорила, каждый год бывали диспуты на эту тему, и все вроде бы сходились на том, что женщина всегда дол жна оставаться тайной для мужчины, что только тайна, неразгадан ность, влечет. Он был противником тайн, и они часто из-за этого ссорились, хоте ли даже разойтись, и Женя тогда тоже уезжала от него к матери. А потом у них родился Вовка. Женя после родов загрипповала, и Вовка, наверное, от нее заразился. Его, раскрасневшегося, беспомощно го, сучившего ручонками и ножонками, без конца чем-то пичкали, дела
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2