Сибирские огни, 1981, № 10

ЖИЗНЬ НИНЫ КАМЫШИНОЙ 85 половину себя, половину своего тела! Теперь он на всю жизнь зависит от других. Он беспомощен... Это такая беда! Хуже, наверное, не бывает. — Нина, какими судьбами? —услышала она, как через вату, голос Марии Васильевны.—Что с вами? Вы так побледнели? — Это я так... Сейчас пройдет...—с трудом приходя в себя, про­ бормотала Нина. — Да, да... Я уже привыкла. И к запахам, и... вообще... Идем­ те ко мне. До шести вас оставлю, а может, удастся пораньше вы­ рваться. Мария Васильевна уложила Нину на свою постель и велела спать до ее прихода. Как только Нина погрузилась в пышную перину — никогда не спала в такой мягкости,—так ее сразу стали покачивать ка- киетто волны, усыпляя. Она успеЛа только подумать: жесткий диван железного Федора и вот —пуховик. В жизни, наверное, все так... Мария Васильевна вернулась из госпиталя, как и обещала, после шести. Проговорили они далеко за полночь. Марию Васильевну интересо­ вало решительно все; на Нинины рассказы она бурно откликалась вздохами, осуждающими покачиваниями головой, возгласами: «Какой же прекрасный человек ваш Петренко! Сбереги его, господь, от злой пу­ ли»... «А Соркины — два сапога пара. Ничего, как говорится, — бог шельму метит»... «Правильно сделали, что поехали к Андрееву. Как же можно человека в беде бросить»... — Как я живу? А как все,—начала свой рассказ Мария Васильев­ на,—живу от письма до письма. Получу треугольничек от сына, при­ жму его к сердцу: жив, слава тебе, господи! Служит-то он при штабе, пишет, что в боях не участвует. Утешает, конечно. Не была я, Нина, на войне, а, верите, все равно будто и побывала. Чего только в госпитале не нагляделась. Был у нас один, совсем мальчик. Операцию ему дела­ ли на позвоночнике, шесть часов хирурги от операционного стола не отходили. Мальчик этот муку принял мученическую. Бывало, испеку ему чего-нибудь домашнего, принесу покормить, весь он в бинтах, как куколка. Одна рука живая. Звал меня «мамо», с Белоруссии он был... Сижу подле него, держу его живую руку. Покуда не заснет —сижу. Ну, чисто, ребенок,—Мария Васильевна вытерла повлажневшие гла- . за.—А теперь на могилку хожу к нему. Верите, Нина, будто родная мне могилка... Нина слушала и понимала: Мария Васильевна обрела свой мир. Мир, в котором она занимает немаловажное место. Все то доброе, что она делала, она считала естественным, само собой разумеющимся. И еще Нина заметила, как постарела Мария Васильевна,— раньше се­ дина пробивалась только на висках, а теперь почти вся голова белая. Заострились скулы, вдоль щек обозначились впадины, резче стали морщины. Нина еще не дожила до тех лет, когда человек, оглядываясь на прошлое, испытывает если не радость, то чувство глубокого удовлетво­ рения за то, что в самое тяжкое время для всего народа, РОДИНЫ, он не был в стороне, а делал все, что было в его силах. Пусть она думала об этом сейчас не совсем так, другими словами, но, как зачастую с ней теперь бывало,—ее сознание терзали мысли, что она-то так ничтожно мало делает... Утром Платонова постучала в окно. Мария Васильевна натолкала Нине в сумку пирогов с картошкой и, накинув на плечи клетчатый плед, вышла проводить. Высокая, худая, она не спускала с Нины ог­ ромных глаз. — С богом,—напутствовала она,—смотрите, возвращайтесь.