Сибирские огни, 1981, № 10
ЖИЗНЬ НИНЫ КАМЫШИНОЙ 77 справно: дом рубленый, пятистенный —свекор с сыновьями постави ли —всем на загляденье. У кажного по своей горнице. Четыре коровы держали, три коня да поболе трех десятков овец. И то на такую семьиш- шу, как наша, мяса до великого поста хватало. А робили, что мужики, что бабы, от петухов до петухов. Жили —не тужили. Народ всякий, бы ли такие, что и завидовали. Вот один такой завистливый в начальство и пролез. Время подоспело лихое. Ну, а он как рыба в воде. Порушили нашу семью. Все поотбирали, а нас кого куда. Вспоминать-то тошне- хонько. Мужика мово закатали в Нарым. Меня в эти края. А по добру рассудить: поделить наше хозяйство —так на каждую семью 'из этого хозяйства по корове пришлось бы, не более. Батраков мы не держали... За что? Говорю же: робили от света до свету... Сын, наш старшой, служил во солдатах. Сказывали, отрекся от отца с матерью. Зла я на него не держу. Не один он отрекался. Отслу жил и куды-то к киргизам подался. Одно слово —потерялся. Две до ченьки дорогой померли, третью в детдом забрали, когда сыпняк меня прихватил. Нынче-то где разыщешь. Доживу до конца войны —в ро зыск подам. , С чего, думаешь, я такая старая? Ведь мне всего-то шестьдесят четвертый доходит. Бабка моя на девятом десятке еще на полосе ро била. Слезы-то я, сколь было, все повыплакала. А теперь вот к твоим деткам душой прикипела. Видно, пришла пора внучонков заиметь. Ну, чё пригорюнилась, Нина Николаевна, што ли, я одна такая горемычная на белом^ свете? Мы хошь того не видим, как окаянный Гитлер на зем ле нашей над детишками да стариками изгаляется. Потрясенная всем услышанным, Нина молчала. ЧАСТЬ ПЯТАЯ ГЛАВА ПЕРВАЯ Осень подобралась незаметно. Погасло короткое лето. Глянешь на гору, а там, в синей таежной чащобе, кострами полыхают рябины. Че ремуха в огороде поредела, теряя свои медно-красные листья. В распадках гор и над рекой клубились туманы, наползая на по селок. Опустели гряды в огороде. А какая была красота: красно-зеле ный свекольник, кустистые заросли моркови, вылезающие из грядок мясистые луковицы, а над ними —зонтики укропа. Но более всего де ти любили разглядывать желто-розовые круглобокие тыквы и боль шие огурцы —так они называли кабачки. Три десятка тыкв! Это сколько каш! Тихоновна насолила кадку огурцов. А еще доспевают'си- зые тугие узлы капусты. Как только стали поспевать овощи—дети заметно поправились. Ах, милая, милая землица! Как же ты выру чаешь. Нет, спасаешь! За дни уборки в огороде Нина редко виделась со своими прия тельницами, и, когда во втором часу ночи осторожно постучали в ок но, она забеспокоилась: с чего бы ночью-то? — Открой, Нина. Это я —Глафира. Нина зажгла коптилку. — Да ты вся дрожишь. Замерзла? Нина не решалась спросить, что же произошло. А вдруг страшное известие о муже. Глафира на себя непохожа. Лицо серое, глаза про валились. ґ Глафира жадно закурила. Ульяна умерла,—тусклым, не своим голосом произнесла она.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2