Сибирские огни, 1981, № 10

186 У КНИЖНОЙ ПОЛКИ к любой машине, которая не что иное, как ЧАСТЬ целого. Даже если сегодня мы возьмем всю ма­ шинную цивилизацию планеты, то она в совокупности не сможет противостоять человеку, как ЦЕЛОЕ —ЦЕЛОМУ, ибо не воплощает ни в качестве, ни в объеме, ни в конструкции —единственного человека, даже если не брать во внимание феномен «личности». Лет двадцать назад один лихой ученый грозился создать искусственного поэта, равного Пушкину. Дело у него встало чи­ сто по техническим причинам — за отсут­ ствием достаточно компактных деталей. Увы, при любом уровне техники это не станет возможным — программа любого человека, будь он Пушкин или безвестный бакенщик,—бесконечна, как бесконечна Вселенная, породившая жизнь и вершину ее —человека. Моделировать одного человека, разум человеческий —это значит моделировать всю. Вселенную, все человечество. Модели­ ровать всю живую жизнь от водоросли до человека, не упуская того, чего мы еще и не знаем, что навсегда стерто и скрыто в недрах планеты за миллионными и ми- лионными пластами почвы и времени... Машина —в общем смысле —обречена остаться палкой, удлинняющей руку чело­ века, прибором, усиливающим человече­ ский глаз, прибором, увеличивающим ско­ рость передвижения человека, увеличива­ ющим объем памяти и т. д. В свете таких беглых размышлений вы­ деляются в сборнике произведения, сиби­ ряков — В. Колупаева «Исключение» и Г. Прашкевича «Фальшивый подвиг». Оба писателя далеки от банального «неолуд­ дизма», они не стараются испугать чита­ теля призраком грядущей машины, маши­ ны, вышедшей из повиновения человека, вставшей выше человека, но, каждый по- своему, понимают машину именно как часть целого, которая в отрыве от цело­ го —мертва и бессмысленна, как, скажем, отрезанный палец. Г. Прашкев:ич, разрабатывая жанр фан­ тастического детектива, довольно редкий в наши дни, говорит об этом впрямую: без человека-гения любой сверхкомпью­ тер—банальная счетная машина, не более того. Г. Прашкевич косвенно, однако убе­ дительно говорит о том, что главное — создать человека. Будет гений —будет и гениальная машина. Повесть «Фальшивый подвиг»— несет явный заряд политическо­ го памфлета, жанра, остро необходимого в наши дни все усиливающейся борьбы идеологий. Мир наживы и чистогана, где нет морали, нет совести,— встает со стра­ ниц повести зримо и убедительно. В. Колупаев придает общей теме лиризм. Он восстает в своем произведении против машинизации человеческой души, против механизации счастья, он пишет о том, что без борьбы, а следовательно, и без по­ бежденных в этой борьбе,—невозможно полноценное существование человека. Особо в сборнике стоит повесть Стани­ слава Лема «Голем XIV»— произведение сложное, глубокое, уже на страницах сборника в предисловии, послесловии и статье В. Гакова —вызвавшее разные тол­ кования. Новое произведение Станислава Лема — о том, как Часть выдала себя за Целое, к этому прочтению подводит уже имя ле- мовского компьютера — Голем, тот самый средневековый глиняный человечек, кото­ рый ожил и буйствовал. «Голем XIV» буй­ ствует интеллектуально —он решает с не­ имоверной быстротой судьбу всего чело­ вечества: говорит о том, что, только от­ казавшись от своей биологической сущно­ сти, человечество сможет продвинуться вперед, говорит о том, что все, от разума до любого его проявления — будь то культура или литература,—мираж, ошибка природы, иллюзия. Но С. Лем тоже не ставит задачу напу­ гать нас машиной, он вооружает нас на борьбу с технократами, чьими идеями сверх меры напичкан «Голем». Он воору­ жает нас на борьбу против всего античе­ ловеческого, ведь нельзя же забывать о том, что «Голем XIV» создан специально для разрабатывания стратегических про­ грамм для американского ведомства обо­ роны. Вот он и разработал такую сверх­ научную программу, из которой так и прет античеловеческая сущность империализма. А. ВАШУРИН Александр Казанцев. Рассветное чувство. Стихи. Новосибирск, Западно-Сибирское кн. изд-во, 1981. Поэтическая молодость томича Алек­ сандра Казанцева счастливо совпадает с возрастной. И мы видим, что диапазон его поиска достаточно широк. В новой книге мы встречаемся и с чисто лирическими, и с несущими в себе заряд гражданствен­ ности, публицистичности, стихами. В открывающем книгу стихотворении «Ночлег» возникает образ заброшенного дома: * Горит, оплывает сутулая свечка, Трепещут, качаются тени в избе. Топиться не хочет проклятая печка, Видать, воробьиные гнезда в трубе... ■ Одна деталь — воробьиные гнезда, но сразу же возникает ощущение запущенно­ сти, одинокости оставленного хозяевами дома, и хочется уйти из него к людям. Идти к людям... Следующие стихи как раз о людях со всеми их горестями и ра­ достями. Вряд ли забудутся нам старуш­ ки — и та, которая давно уже не ждет супруга с войны, но все-таки сажает каж­ дый год табак, а вдруг —пригодитсяі И те, которые были не всегда сыты, но нищими душою не бывали. Вместе с поэтом мы ощущаем и вкус калины которая, хотя и сладкая, а все- таки горька, и теплый запашистый степной ветер, и росинку в чашечке цветка, эту сладость жизни. А вот и слова, которые будто горчат на губах: