Сибирские огни, 1981, № 10

180 ИЛЬЯ ФОНЯКОВ зисными явлениями в жизни чехословацко­ го общества», и наши поэтические дискус­ сии — при полной, разумеется, внешней корректности обеих сторон —далеко не всегда проходили безоблачно. И надо бы­ ло видеть, как естественно и непринужден­ но держался в этой обстановке Смеляков! Как будто он всю свою жизнь ездил по иным странам и вел международные дис­ куссии. Спокойно, в своей обычной, чуть ворчливой, манере высказывал он то, что думает, — простые, в общем-то, истины, но звучавшие очень внушительно благода­ ря громадной силе убежденности. Подтал­ кивал на выступлениях Олега Лойко: «Ну, давай теперь п р о г у с е й!» — дело в том, что Лойко, поэт и филолог, на всех встречах с большим успехом цитировал старинную песню своего народа, свиде­ тельствующую о давних связях славянских культур: «Ой, летели гуси с Белых Руси, ой, сели-пали на синем Дунаю...» И так же естественно вписывалась фигура Смеляко­ ва в пражскую толпу — он шел неторопли­ во, своей слегка шаркающей походкой, чуть сутулясь и пристально взглядывая в лица прохожих. Особенно, можно было за­ метить, привлекали его внимание юнцы с входившими тогда в моду длинными при­ ческами; на узких старинных пражских улицах эти ребята казались похожими на средневековых мастеровых. И чувствова­ лось в интересе к ним Смелякова его всег­ дашнее стремление: «сквозь их смятен­ ность и браваду сердца и души увидать»,' понять, какая она, эта новая молодость, и что несет она в себе миру. Иногда Яро­ слав Васильевич даже останавливался и смотрел вслед особо интересному экземп­ ляру. Как сейчас вижу крупным планом его медленно поворачивающийся профиль с прикушенной в углу рта сигаретой! Еще вспоминаю: мы стоим на площади какого-то маленького городка на автобус­ ной трассе между Прагой и Братиславой и наблюдаем издали, как Смеляков доволь­ но долго, — не зная, разумеется, ни сло­ ва по-чешски — беседует с группой го­ рожан. — Он прекрасен, — говорю я стоящему рядом Льву Гинзбургу. — Поэт! — одним словом отзывается Гинзбург, с чувством, с характерной своей хрипотцой в голосе. — Какая раскованность, какая постоян­ ная внутренняя свобода! — восторгается Александр Межиров. И. разговор перехо­ дит уже на стихи Смелякова, которым при­ сущи те же качества. Межирова восхищают «слабые» глагольные рифмы у Ярослава Васильевича; мы никогда бы, говорит он, на такие не решились, постарались бы по­ искать что-то позвучнее, с обязательной хотя бы «опорной» согласной, а Смеляков просто рифмует глаголы, и получается по­ чему-то прекрасно! И тут же Александр Петрович передает слова Ахматовой о Смелякове. Речь поначалу шла о другом известном нашем поэте. «Хороший поэт, но б е з т айны, — будто бы сказала тог­ да Анна Андреевна. — А вот Смеляков — с тайной». Простодушную Майю Румянцеву раско­ ванность и внутренняя свобода Смелякова, правду сказать, несколько шокировала. Ей казалось, что за рубежом, да еще в обста­ новке обостренных дискуссий, следует держаться как-то иначе, возможно, — бо­ лее чинно. Может быть, поэтому Ярослав Васильевич как-то по-особому хитро ко­ сился на нее, рассказывая однажды утром в автобусе только что приключившуюся с ним историю. Дело в том, что в праж­ ской гостинице, где мы тогда квартирова­ ли, жило Довольно много богатых туристов из ФРГ, державших себя достаточно раз­ вязно. В вестибюле один из них вдруг по­ манил к себе Смелякова пальцем. Видимо, принял за портье: обветренное, краснова­ тое лицо пожилого плебея, черный ко­ стюм, сидящий чуть мешковато, — казен­ ный небось! И, когда Смеляков подошел, турист показал ему тем самым пальцем на свои чемоданы: отнеси, мол. Тогда Ярослав Васильевич, ни слова не говоря, приблизился еще на один шаг к оторо­ певшему немцу и поднес к самому его но­ су внушительный пролетарский кукиш... Взрыв хохота раздался в автобусе. Исто­ рия эта стала вскоре легендарной, я и сам неоднократно ее рассказывал — в Москве, в Ленинграде, в Сибири. Однажды принял­ ся было рассказывать ее в присутствии самого Смелякова. Ярослав Васильевич как-то подозрительно посмотрел на меня: — Так ведь вас там не было, — сказал он, — вы же не видели! И я в первый раз подумал, что, может быть, он и сочинил эту новеллу. — Но все равно — рассказывайте, — разрешил поэт. И стал слушать с большим интересом. Наверное, ему было интересно посмотреть на себя со стороны. Хотя бы как на героя легенды. Точно так же он, по- моему, любил слушать, как другие читают его стихи (далеко не все поэты это любят). Однажды и мне довелось прочесть в при­ сутствии Смелякова одно из его стихотво­ рений — тогда еще не опубликованных. — Ну, как, ничего не переврал? — спро­ сил я, закончив чтение. — Кое-где, в мелочах, — величественно сказал Ярослав Васильевич. — Но ничего, даже лучше стало. Лучше, разумеется, не стало, просто у Смелякова было в тот вечер приподнятое настроение. Мы ужинали в ресторане псковской гостиницы «Октябрьская», по дороге на всесозный Пушкинский празд­ ник поэзии в Михайловском. Вместе, с нами была целая семья псковских родственни­ ков Ярослава Васильевича во главе с артис­ том местного театра Николаем Степанови­ чем Крицким, только что сыгравшим роль Карла Маркса. За спиной у нас была довольно трудная дорога от Москвы до Пскова на автомоби­ ле. Трудная, но бесконечно интересная — то и другое исключительно благодаря Смелякову. Он сидел впереди, рядом с шофером, почему-то очень волновался, был даже взвинчен, то говорил, говорил, говорил, то вдруг замолкал, то вдруг заявлял, что он старый человек, что