Сибирские огни, 1981, № 10
156 М. МЕЛЬНИКОВ — Не всяк мужик, кто штаны носит! — Не плюй в колодец, пригодится воды напиться. Серость и скуку как ветром сдуло. Пять минут неудержимого озорства скраси ли серые часы говорений. Но в этом бурливом речевом потоке, когда каждая удач ная реплика сразу же оценивалась присутствующими, тонко чувствующими не только художественность образного речения, но и улавливающими скрытый от слуха посто роннего человека подтекст, подчас весьма и весьма ядовитый, я далеко не все мог уловить и записать. Как непохож был этот неожиданный речевой всплеск на бесцветный строй на ших повседневных, сконструированных из бюрократических речевых клише, разгово ров «по поводу».,. Значительно позднее (в 1962 году) в том же Ордынском районе на августовском совещании учителей я слышал выступление старейшего преподавателя литературы и русского языка Олимпия Афанасьевича Шаламова: Сходите на колхозные собрания. Поучительно. Говорит малограмотный ста рик косо, криво, коряво, а каждая фраза, что молодой груздок — ядреная, сочная, за пашистая, на зубах похрустывает, услышал —не забудешь, с другой не спутаешь... Выступают наши с вами бывшие ученики, даже достигшие «степеней известных»,—все как будто верно, гладко, да как-то без цвета и запаха; не то говорят, не то мочалку жуют. И слушать тяжело, и мозги вывихнешь — не запомнишь ни одной фразы... Прав старый учитель. Но почему так случилось? Ведь школьные учебники, начи ная с букваря, буквально нашпигованы пословицами, поговорками, крылатыми рече ниями писателей. Почему они проходят мимо детского сознания? Однако то, что восхитило меня в колхозе «Искра» своей художественной фор- ллой, далеко не сразу раскрыло свой сокровенный смысл. Помню, меня поразили контрастностью два соседних поля. Это было уже в конце пятидесятых. На одном . свисали чуть не до земли тяжелые колосья пшеницы. Урожай был центнеров —не помню точно —двадцать-двадцать пять. На другом —бойко глядели в небо редкие чахлые колоски. Главный агроном Ордынской МТС Георгий Максимович Кудюров, че ловек недюжинного ума, в совершенстве знающий свое дело, горько констатировал: — Три-четыре центнера! — Земля-то такая же,— возразил я. — ЗемлягТо такая,—согласился Георгий Максимович и достал из планшетки толстую тетрадь в потертой коричневой обложке,—да пшеницу по ней сеяли уже восьмой год подряд —выдохлась земля! А тому полю повезло. Вот: в 55-м_рыжик, в 56-м —зеленка и ранняя зябь... А если бы попарить! «Хлеб по хлебу сеять —ни молотить, ни веять». «Хлеб по хлебу сеять —хлеба не едать»,—вспомнил я Логачева. Мы долго молчали. Сколько таких полей обвинительными актами лежало на на шем ежедневном пути! Но что мы могли противопоставить всесокрушающему плану ежегодного, бесконечного «расширения зернового клина»? «Земля тарелка: что положишь, то и возьмешь». А мы черпали, черпали и все ждали чуда, ждали, когда в давно опустевшей тарелке вновь задымятся наваристые щи. А курганы перегноя и навоза стояли как терриконы около скотных дворов. И трактора стояли «на линейке» долгие зимние месяцы, и снять их для доброго дела нам не дано было права. «Вози навоз, не ленись, хоть и богу не молись». «Навоз и у бога крадет». Значительно позднее я узнал, что Карл Маркс, конспектируя книгу рус ского химика Энгельгардта, выписал эти две русские пословицы и сделал на полях конспекта приписку: «Эти двр русские пословицы выражают —по-крестьянски пра вильно —отношение рациональной агрикультуры к религии...» Агрикультура! В пятидесятых годах можно было проехать сотни километров по степным дорогам и видеть на пшеничных полях воистинное колыхание брони овсюга да метелок дикой конопли. Я постепенно привык к этому, притерпелся. Но до сих пор помню весну 1953 года. На ускоренных курсах директоров МТС при сельхозинсти туте нам сумели дать начальные знания по вопросам земледелия. И к первой посев ной в своей жизни я уже твердо знал, что земля должна прогреться вешним солнцем, только тогда начнется активный аэробный процесс, или деятельность микроорганиз- \
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2