Сибирские огни, 1981, № 10

А Л Е К С А Н Д Р К У Л И К О В 116 —■Знаешь, Лорька, у меня явилось желание набросать сейчас эс­ киз. «На зов Родины». Ты понимаешь, старина, там, в теплых странах, где зимуют улетевшие от нас птицы, они не вьют гнезд. Они улетают от холода в поисках корма. Родина у них здесь. И словно споря с кем-то, Громов говорит торопливо, полузакрыв глаза: — Нет, это не повторение того, что уже есть, что написано, нет, это совсем другое. Картина должна быть несколько необычной и по компо­ зиции, и по краскам... Ночное небо закрывают густые облака. Они в движении. Небольшой разрыв. Лунный свет падает на облака. И в этрм мягком полусвете проходит большая стая птиц. Они летят на север, на свою родину. Сильные, крепкие. Их зовет к себе родина, любовь, мате­ ринство. Не в первый раз совершают многие из птиц этот далекий путь. Одна из птиц отстает. Ей тяжело. А ветер точно старается отбить ее, оттеснить от стаи. Громов мечтает вслух, не отрывая взгляда от темного окна: — Нет! Она не отстанет... Еще не отстанет. Стая перестроит свои ряды, слабая полетит под защитой сильных. Ты понимаешь, славный мой пес, они не дадут ей отстать. Несколько минут Громов стоит молча, чуть вприщур смотрит в окно. Потом он тихо говорит, точно отвечая самому себе: — Облака и птицы. И чутошные блики лунного света. Надо дать весеннее ночное небо. Вот, вот... В этом главное: свет и тени. И движе­ ние. Силуэты птиц. И какая-то совершенно особенная окраска облаков. Я уже чувствую ее. Сейчас мы ее найдем, сейчас... Громов идет от окна к креслу. Сильный приступ кашля останавли­ вает его. Художник наклоняется к столу. Правая рука у него прижата к груди, точно поддерживает впалую сухую грудь, левая уперлась о стол, вздрагивает, скользит по столу, опрокидывает флакон с тушью. Черная краска заливает голубое озеро. Громов с трудом приподнимается от стола. Взгляд глубоко запав­ ших глаз останавливается на рисунке. Громов садится в кресло. ...Клубятся облака перед глазами, точно дым. Летят стаи птиц. Бес­ шумно скользят по земле тени, по облакам. Словно подхваченные вих­ рем облака вдруг стремительно начинают нестись все вперед и вперед, увлекая за собой стаю... ...Лорька подошел к креслу, положил голову на колени Громова. Он стоял так долго. Ждал. Нет, рука хозяина не легла на голову. Собака недоуменно взглянула на хозяина, откинувшегося в кресле. Чутье подсказало ей, что произошло что-то необыкновенное, страш­ ное. Она испуганно взвизгнула, встала на край кресла, посмотрела хо­ зяину в глаза. Они были неподвижны и строго смотрели в темноту окна. Лорька лизнул щеку. Голова Громова склонилась на сторону. Дрожа всем телом, поджав хвост, Лорька отошел на середину комнаты, сел. «А может быть, друг шутит? Иногда бывало так. А потом он позо­ вет его, приласкает...» > Тишину спящего старого дома нарушил тихий скулеж. Он не ста­ новился ни сильнее, ни громче. Лорька, воспитанный Лорька, плакал по-собачьи так, словно отпевал своего хозяина. Песня эта была необык­ новенная, неслыханно печальная песня, потому что у Лорьки не стало поистине песенной элегической души друга. ♦