Сибирские огни, 1981, № 10
102 Е Л Е Н А К О Р О Н А Т О В А — Да, да.—Нина поднялась, медленно стала застегивать пальто.— Ранен он, но вы не сказали, какое ранение? За окном по снегу проскрипели шаги. Татьяна Сергеевна насто рожилась. «Наверное, ждет, что та придет... с внуками». — Я же сказала, ранение легкое, осколок попал под ключицу.— Раздражение прорвалось в голосе матери; с каким-то непонятным вы ражением не то страха, не то недовольства она смотрела на дверь. Нина невольно оглянулась. Вошел Герман. Глаза его радостно расширились. Это было столь неожиданно, что в первые секунды Нина решила: «Привиделось». — Нина! —он протянул ей обе руки и шагнул к ней, обнял. Она ощутила запах снега на его шинели. Уткнувшись лицом в его плечо, не стыдясь матери, а вернее — забыв о ней, плакала. Он гладил ее вздрагивающие плечи.—Ну, успокойся, успокойся,—повторял он. Они не іѵюгли видеть потерянно-ревнивого взгляда матери; не заме тили, как она отошла к окну и постояла там, прикрыв лицо носовым платком. Не заметили, что выходила из комнаты и вернулась, и снова вышла; возвратилась с чайником. Кашлянув, полувопросительно пред ложила: — Будем пить чай? Герман снял с Нины шапочку, пальто и, обняв ее за плечи, повер нул лицом к матери. — Мама, это Нина. — Мы познакомились,—вежливо - суховато отозвалась Татьяна Сергеевна. — Мама, это моя Нина,— сделав ударение на «моя», слегка повы сил голос Герман. — Да, да, Герочка.— Голос ее чуть потеплел, когда она взглянула на сына.—Нина Николаевна, садитесь с нами пить чай. И то, что она назвала Нину по отчеству, и это «с нами»—вот, де скать, «ты», а вот «мы» —убеждали: нет, не примирилась эта строгая женщина с ее, Нининым, вторжением. — Спасибо. Я, наверное, пойду. Уже поздно...—неуверенно про говорила Нина. — Неужели я тебя одну отпущу?! Никуда ты не пойдешь.—Он усадил ее рядом с собой, закинув руку на спинку ее стула, как бы обни- мая*ее. Герман словно демонстрировал перед матерью свое отношение: убрал прядку волос с ее лба, сказав: —Ты еще лучше, чем я тебя пред ставлял на фронте и особенно ночами в госпитале... Мать стояла у буфета к ним спиной и, конечно, не могла не слы шать его слов и торопливых поцелуев. — Почему ты не написал о своем ранении? — Ранение ерундовое, под ключицей —не стоило и писать о нем. Зато вот отпуск получил. — Когда ты уезжаешь? Ты еще побудешь? — Полагал —завтра.—И, оглянувшись на мать, понизил голос:— Хотел к тебе, пусть любыми путями, но добраться, хоть на час. Какое счастье, что ты здесь...—И уже громко, для матери, сказал:—Был в воен комате, еще два дня в запасе у меня есть. Ты-то как здесь очутилась? Нина рассказала. Герман подробно и сочувственно расспрашивал ее о сыне, называя его Ванечкой. Мать пытливо, с непонятным для Ни ны выражением, грустной озабоченности, как бы силясь решить для себя какую-то загадку, прислушивалась к ее словам. — Как же ты добиралась до железнодорожной станции? Там, од нако, сто километров с гаком,
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2