Сибирские огни, 1981, № 9

ЖИЗНЬ НИНЫ КАМЫШИНОЙ 87 стал — по мордовороту ему так звезданула, что неделю на глаза людям не показывался. А он Нюру со столовой снял. На лесозаготовках теперь девка вкалывает. Ходила она к товарищу Воловину — жаловалась. Чё он ей сказал? Нада, говорит, себя 1 так вести, чтобы мужики не приставали. — Кто-нибудь может все это подтвердить? — Вы про свидетелев? Нам, стало быть, веры нету? — Вы не поняли меня. Я-то верю. Но это очень серьезно. Станут проверять. Надо, чтобы подтвердилось. — Подтвердится. Я не дура, по требованиям выписывала, все записочки схоронила. Да поварихи и сторожиха подтвердят. А насчет похабства спросите у Нюрки Конюховой. Они живут по той улице, где амбулатория. А что, Тоська, может, и про тебя сказать? — распалилась Полина. Тоська молча махнула рукой: дескать, говори, и потупилась. — Она же девица, нетронутая. А он, старый кобель, заехал к ним... Ее мать наладил за водкой, а сам... Ну, Тоська, девка здоровая, выдралась и в стайке два часа, покуда мать не пришла, тряслась от страху. Да на дворе зимно было. С того и голос потеряла. Тоська басом всхлипнула. Не было нужды Тоську допрашивать. Нина чувствовала, как внутри у нее все дрожит. Про себя решила: завтра же разыскать Конюхову, а там написать Платоновой. Надо бы с Гусаровым посоветоваться. Одеваясь, женщины о чем-то перешептывались. Потоптались в нерешительности, будто что-то недосказали. Потом Полина осторожно положила на край кухонного стола небольшой сверток. — Что это? — растерянно спросила Нина. И догадываясь, почувствовала, как горячая краска прилила к щекам. — Уж не обессудьте... Маслица для ребятишек. Откуда вам взять... Вы же... Нина не дала ей договорить. — Заберите сейчас жеі — От возмущения она повысила голос, даже ногой притопнула. Перепуганная Полина принялась извиняться. Ничего плохого она и не помыслила. Да ведь дети же. Думала за труды. Пусть ничего и не сделает. А вот выслушала, не посмеялась, не запрезирала. Тоська бубнила свое: — Говорила же... не возьмут. Антиллигентная... Антиллегенция не берет... Когда, наконец, выпроводила их, не знала: плакать ей или смеяться? Как быть? Похоже, что все правда. Не станут же на себя такое наговаривать?! Но Платонова учила: проверяй все, когда даже все ясно. А тут уголовщиной пахнет. А сейчас спать, от воскресника еще в себя не пришла. Где-то на донышке души таилась гордость: искать справедливость они пришли к ней — Нине Камышиной. Конюховы жили на краю поселка- Во дворе кудрявый, синеглазый мальчонка колол дрова. — Нюра за хлебом ушла, а мама дома,— пояснил он, отбросив топор, с любопытством разглядывая Нину. Изба у Конюховых добротная, сразу видно — строилась на века. Половицы чуть ли не в метр шириной, на лавках вдоль стен спать можно. Но в избе хоть шаром покати. В углу, на деревянной самодельной кровати, под лоскутным одеялом дремала женщина. На стук двери она приподнялась, села. На ее морщинистом лбу и обтянутых скулах выступили бисеринки пота.