Сибирские огни, 1981, № 9

80 ЕЛЕНА КОРОНАТОВА тепой и неумехой, махала топором. Понемногу приноровилась. Подрубила до половины ствол и, подпрыгнув, потянула деревцо на себя. Ствол хрустнул, Нина сорвалась и провалилась в глубокий снег. С трудом выкарабкалась. Однако сломленная березка не хотела отрываться от своей плоти. Пришлось еще поработать топором. Не сразу наловчилась обрубать сучья. Наконец одолела пять тонких деревьев. Оказалось, не так-то просто увязать воз, а думала, что самое трудное позади. Но дорогой начались новые мученья. Нарты, особенно в гору, сопротивлялись. Не прошла и километра, как нарты сорвались и понеслись вниз: дрова рассыпались, а нарты свалились в ключик под горой и завязли в ледяном крошеве. Попыталась вытащить, но тщетно, нарты точно вмерзли навечно. Отупев от бесплодных усилий, изнемогая от усталости, Нина пришла в ярость: схватила топор и принялась им изо всех сил колотить по нартам,— поколотит, отбросит топор и тянет нарты за обледенелую веревку. И так несколько раз. И вдруг поймала себя на том, что злобно выкрикивает ругательства, значение многих матерных слов она не знала, слыхала их от коновозчиков. Мелькнула мысль: как же отвратительно! И все же остановиться не могла. Но странное дело — нарты подались. Второй раз тащить в гору нагруженные нарты не рискнула, затащила сначала их пустыми, потом на руках перетаскала поленья: долготье обвязала веревкой и поволокла в гору. До дому добралась, когда снег засинел — день уже угасал. Дети встретили ее ревом. Сейчас бы лечь, отдохнуть, но где там! Нина затопила плиту, поставила чайник, вытащила из печки глиняный горшок с овсяной кашей. Дети за едой успокоились. А сама она от усталости есть не могла. Неожиданно дверь из сеней распахнулась, и на пороге появилась Марта. Нина кинулась к ней, обняла и внезапно почувствовала, что плачет.— Когда же вы приехали? Раздевайтесь. Давайте сюда повешу ваше пальто,— засуетилась Нина, не стараясь скрыть слезы. Марта грустно качала головой... Да, видик — ничего не скажешь! Лыжным штанам из толстой фланели досталось изрядно в тайге, свитер — замызганный. Конечно, опустилась. — Вы надолго из Неточного? . Марта обрадовала: перебрались на Ключевой всем семейством. В Неточном осталась лишь база Золотопродсваба. — Без вас мне было скучно,— призналась Марта. Нина рассказала, как приглашали стариков в контору в какими они жадюгами оказались. — Здесь ни у кого ничего не купишь. Даже картошки. А хлеба дают но триста граммов на иждивенца. — Так дальше нельзя,— безапелляционно заявила Марта.— раз деньги ничего не стоят, будем менять вещи. И на другой день, как только рассеялся утренний туман, они с Мартой отправились в поход. В сумке у Нины лежал лисий горжет, отрез пестрого крепдешина, новое голубое покрывало и молочного цвета модельные туфли (единственные, их было немного жаль, но на них и надеялась) и два старинных вышитых полотняных рушника. Их когда-то она купила на барахолке, из-за пристрастия к старинному рукоделию. По дороге Марта сообщила: пойдут они на ближние Выселки, где живут старатели, народ зажиточный. Дорогу ей объяснил муж... Кстати, знает ли Нина, что Анатолий Михайлович назначен главным инженером. Воловин дорожит мужем, ну а сам он — один из лучших управляющих в тресте. Как здесь говорят: у него фарт. Да, да, он хамоват. Да, Нина права — Гусаров милый человек. Но очень больной. Кажется,