Сибирские огни, 1981, № 9

ЖИЗНЬ НИНЫ КАМЫШИНОЙ 77 ние. Щеголь сердито насупил брови и отрицательно мотнул головой. Молодайка опустила глаза. — Ну, вот что, уважаемые старейшины,— Воловин нетерпеливым жестом отодвинул от себя чашку. Видимо, он с трудом сдерживал раздражение,— вы, наверное, догадались, зачем мы вас сюда пригласили. Мы верим, что и вам дорога Родина и наша славная Красная Армия...— Он говорил немного по-газетному, но с искренним пафосом.— Да , мы верим, что вы не пожалеете нескольких крупиц золота. А из крупиц, глядишь, и на самолет наберем. Чем вы — старатели — хуже хлеборобов! Вашему примеру последуют другие. Нам важен зачин. Мы пригласили корреспондента газеты товарищ Камышину, она напишет в газету, пошлем в газету ваши фотографии, но главное — главное, мы дадим оружие в руки нашим фронтовикам... Воловин нанизывал слова, сам загораясь от них* А замолчал — потянулась тягучая, липкая пауза. — Итак, уважаемые старейшины, вся надежда на вас,— сказал Гусаров. Старики чесали бороды, о чем-то тихо переговаривались. Кривоногий мужичонка неопределенного возраста, щуря слезящиеся глаза, буркнул в бороду: — Кабы найтить какой ключик... Седой, длиннобородый заговорил с усмешечкой: — Кабы да кабы — выросли б грибы. А тут чё... В округе все мыто- перемыто... Его охотно поддержали. — Какое нонче золотишко... — Вот бывалоче... — Про ранешнее нам известно,— с нажимом на «ранешнее» проговорил Воловин.— Так что, мужики, в загашнике, поди, кое-что найдется? А? — Воловин тут же спохватился. Старики зашумели: «Что было — давненько государству сдадено». «Есть-пить надо». «Зар-то-плату не получам, хлебушка не сеем». «Ни пылинки, ни синь-пороху не осталось»... Старики покряхтели, прскребли затылки и убрались. Раздражение Воловина, когда за последним старателем захлопнулась дверь, прорвалось: — Сволочи, скупердяи проклятые! У каждого ведь в кубышке припрятано. — Зря столько сахару стравили,— невесело засмеялся Гусаров.— Выходит, ваш дебют, Нина Николаевна, не удался. / — Говорил вам, пустой номер,— досадовал управляющий.— Столько времени ухлопали на это кержачьё проклятое! Нина ушла с чувством неловкости и недовольства собой, словно это по ее вине ничего не получилось. Поздно вечером показалось, что стукнули в окно. Накинув шаль, вышла в сени. В кладовке шумно заворочалась Пеструха, почуяв хозяйку, мыкнула. — Кто там? — Корреспондентку мне...— Голос старушечий. Нина сняла болт и приоткрыла дверь. Свет из окна падал на крыльцо. Высокая, тощая женщина в долгополой одежде пугливо озиралась. Лицо укутано платком. — Проходите. — Я тута. Чаво сказать хочу... — Вы проходите. — Там люди... — Никого нет, дети спят.