Сибирские огни, 1981, № 9

ЖИЗНЬ НИНЫ КАМЫШИНОП 71 жизнь кочевая. Ушел на фронт здешний геолог — послали меня. Бракованного... — Ну, что ты, ей-богу... Я все понимаю. Успокойся,— примирительно произнесла Нина. Они свернули с торной дороги и по неширокой тропе спустились в распадок, тропа повела их в гору, миновав чернолесье, добрались до березовой рощицы, тут-то с трудом разыскали полузанесенную снегом поленницу. Вадим принялся учить Нину, как увязывать дрова, как укладывать воз, но делал он это рывком, покрикивая, и Нина, мысленно упрекая себя в тупости, плохо его понимала. Обратный путь, как и следовало ожидать, преодолевали с трудом. Вадим, соорудив из веревки петлю, впрягся в нарты, Нина сзади подталкивала возок. Когда добрались до поселка, у нее от страшной усталости подгибались колени, ломило поясницу. — Смотри, кто-то приходил,— Нина показала Вадиму на следы на крыльце. — Наверное, за мной— звали в контору. Я пойду, а ты перетаскай дрова, затопи печку. Свари картошки. Не вздумай чистить, половина пропадет. Еще в сенях услышала: дети плачут. Они сидели на кровати, накрывшись одеялом, и тихо по-щенячьи поскуливали, видно, дети истомились от плача, глаза и носы покраснели, разбухли. Нина села рядом, прижала их головы к груди. — Успокойтесь... Я пришла... Сейчас печку затоплю. Сгарю картошку. Ну, успокойтесь. Пересчитала драгоценные (двести рублей котелок) картофелины. Двадцать одна. Одиннадцать сейчас сварить, а десять на утро. Плохо, что местные жители не хотят продавать, а кое-кто свиней картошкой откармливает... Только бы зиму протянуть... — Мама, ма-моч-ка,— захныкала Катюша,—- там, в пустой комнате, кто-то ка-а-к побежит... ка-а-к застучит... — Тебе показалось. — Не показалось... Я слышала и Ванечка слышал. Дети успокоились только за едой, и тут же, за столом, уснули. — Намерзлись, наплакались, мои маленькие,— приговаривала Нина, укладывая их в постель и пристраиваясь подле них. Проснулась от страшного грохота. Что? Что такое? И тотчас услышала голос Вадима: — Зажги свечку и поди сюда. Ее передернуло от гадливости, когда, перешагнув через порог, увидела крыс, бросившихся при их появлении врассыпную. Нина стояла, прижавшись к стене. Кажется, Вадим зарубил одну крысу. Он долго еще возился, заколачивая дыры в полу. Он поднял с полу нарты и прислонил их стойком к стене. — Вот силища — нарты столкнули. От них и грохот,— сказал он. А утром обнаружили, что пропал половик, которым они занавешивали дверь стайки, чтобы не наметало в щели снегу. Пропажа насторожила Вадима. — Смотри,— сказал он, показывая на глубокие следы в снегу, ведущие к крыльцу соседней, пустующей квартиры. На их стук никто не отозвался. Вадим толкнул дверь, и она легко поддалась. — Кто-то все же сюда наведывается,— заметил Вадим,— видишь, натоптано.