Сибирские огни, 1981, № 9

64 ЕЛЕНА КОРОНАТОВА И вот теперь остатки вещей, что не вошли в чемоданы и не увязались в узлы, погрузили в телегу, но главное, надо привести на станцию Неточная кормилицу-поилицу Пеструху. Предполагалось, что это проделает Вадим, но он расхворался, а ему предстояла адская дорога верхом до Ключевой, и он остался с детьми, а Нина отправилась в Озерное за Пеструхой. Возниц двое — мальчишки в одиночку отказывались ехать, боялись. Гаврилка — чернявый, худой, быстроглазый, и Васятка — плечистый, рослый, белесый, с каким-то удивленным взглядом голубых, широко распахнутых глаз. Гаврилке— 14 лет, Васятка на год младше. Заведующий конным двором — хромоногий, маленького росточка мужичонка,— посочувствовал: — Конешным делом, конюха несурьезные. А боле некого дать. Остались старики да малые. Кабы не бабы — совсем хана. Как гору, значит, проедете — развилка будет. Вправо на деревню — Разгульное, значит. Дворов в нем всего ничего. С десяток, поди, осталось. Однако народишко там дурной. Так что влево сворачивайте. Лучше в лесочке заночуйте, и коней покормите. Миновали гору. У развилки ребята стали уговаривать Нину свернуть на Разгульное. «В избе заночуем». «В поле еще опасливее». — Поедем влево,— твердо сказала Нина. На ночлег ребята выбрали подходящее местечко: в густом осиннике, с редкими худосочными елями, в двух шагах небольшой заливной луг, его омывала тихая речка, и всего-то в двухстах метрах от дороги. Стреножили лошадей и пустили на луг пастись; корову, на длинной веревке, привязали к телеге. Костер не стали раскладывать и поужинали холодной картошкой и молоком с хлебом. Решили дежурить по очереди. — Вы, тетя, ложитесь,— предложил Гаврилка. Он играл в старшего,— а мы покараулим. Нам не привыкать в ночном. Ребята из пихтовых веток соорудили ей постель. И накрывшись стареньким одеялом, Нина легла. Ребята натаскали с колхозных огородов подсолнухов — теперь займутся семечками. Бедняги, они все время хотят есть. От пихтовых веток исходит чуть дурманящий голову скипидарный дух. Его перебивает полынная горечь и запах палых листьев и хвои. Кажется, сто лет не видела такого широкого неба. А звезды! Их миллиарды. И они живые — шевелятся, струятся. Однажды видела столько звезд. В ту ночь, когда были с Германом... Год назад. Было начало июля, а сейчас конец августа... ' Пробудилась и долго лежала, не понимая, сон это или явь. Кто-то грузный, огромный натужно вздыхал, ворочался. Невольно протянула руку и ощутила нечто мохнатое. Отдернула руку, вскрикнула. И тотчас мыкнула Пеструха. Пришла, значит, коровушка и прилегла подле хозяйки. Милая животина. Постепенно глаза привыкли к темноте, и кое- что начало проявляться: вот купы кустов, вот телега. А где же караульщики? Позвала негромко: — Васятка... Никто не откликнулся. Она еще раз, другой позвала. И снова — молчание. С вечера, засыпая и просыпаясь, слышала, как неподалеку пофыркивали кони, тяжело ударяя по земле стреноженными ногами. А сейчас ничто не нарушало глухую тишину. И в небе — глухо. Кто-то невидимый раскидал звезды, нагнал, нагромоздил взъерошенные облака и вытолкнул над лесом край бледной луны. Нина, поеживаясь от ночной свежести, погромче окликнула ребят и направилась к смутно виднеющейся телеге. Приблизившись, обо что-то споткнулась. Под телегой, натянув на головы телогрейки, спали ребята. Разбудить «караульщиков» было не так-то просто.