Сибирские огни, 1981, № 9

ЖИЗНЬ НИНЫ КАМЫШИНОИ 63 ка на руки, и он успокаивался. Так и сидела весь день с ним на руках. Сейчас, когда я пишу эти строчки,— второй час ночи. Холод собачий. Н. М. ушла в райком. Оттуда будет звонить в редакцию. Мне же повелела-приказала писать статью. С чего же начать? С каких слов? Пожалуй, сбегаю в клуб, посмотрю еще раз на детей. Я только что вернулась из клуба, а точнее — из детского дома. Когда вошла туда, меня удивило,— нет, испугало — пустые койки. Семь пустых коек. Не было и мальчонки, что спал у Дарьи Петровны на руках. Значит, заболел — так я решила и кинулась в изолятор. Но там ни одной новой койки не добавилось. О, господи! Меня даже холодный пот прошиб. Я кинулась к зав. детским домом— Александре Сергеевне (ее назначили заведующей, конечно, не без участия Н. М .). А. С . мне все разъяснила: никакой эпидемии. Оказывается, семерых ребят взяли в дети. Дарья Петровна забрала «своего», как она сказала. А еще сказала: «Где пятеро едят, там и шестой прокормится...» А. С . рассказывала, а у самой слезы. Ну, и я не выдержала. Опять метель. Ветер воет в трубе. Надо стол подвинуть ближе к печке, чтобы чернила не замерзали. (Сегодня дрова возили в детский дом, а конторе недосталось. Только к вечеру подбросили немного.) Мой дневник-очерк должен быть к утру готов,.. ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ ГЛАВА ПЕРВАЯ Крупный мерин и низкорослая кобыленка Чалка лениво трусили, взлохмачивая пыль на дороге, и лишь под гору убыстряли бег, и тогда весь скарб на телеге заводил разноголосицу: мелко дребезжала оцинкованная детская ванночка, звякала самоварная труба о спинку железной кровати, что-то глухо билось в стены небольшого комода. В дни сборов Вадим находился в напряженно-раздражительном состоянии и все торопил, торопил скорее уехать. Поначалу Нина не понимала, почему его так лихорадит. Но однажды он обмолвился: «Теперь чем дальше в глушь — тем лучше». Трудно было придумать глушь отдаленнее, чем прииск «Ключевой», куда они переселялись. Он не только самый отдаленный от железной дороги, но и отгорожен от мира Непроходимой тайгой, добираться до него летом можно лишь вьюком, а ежели грянет ненастье — на таежных дорогах в горах и вьюком не одолеешь непролазную распутицу. Нину огорчил переезд: снова трудная дорога, снова — разлука с друзьями, снова — чужие люди. Более всего огорчило, что пришлось расстаться с Тихоновной; на беду старуха расхворалась, угодила в больницу — воспаление легких нешуточная болезнь, да и силы уж не те. Люся Широкова заверила Нину: «Поправится — возьмем к себе, а как установится санный путь — отправлю к вам на прииск». Дорогу распределили на этапы. Сначала Нина с Вадимом привели в Озерное корову, вернулись за детьми и, оставив Пеструху в Озерном, поездом добрались до станции Неточной, от которой в пяти километрах располагалась база «Золотопродснаба» и до войны функционировал небольшой прииск, ныне законсервированный. В «Неточном» им дали квартиру, в ней предстояло Нине и детям прожить до того, как установится санный путь.