Сибирские огни, 1981, № 9

50 ЕЛЕНА КОРОНАТОВА — У нас, кажется, бомбы над головой не рвутся! — возразила Плак- ситина.— Вот и скажите спасибо,— поддержал Нину инженер Широков,— Люсенька,— обратился он к своей жене,— ты бы вышла на перрон подышать свежим воздухом, что-то ты побледнела. А за детьми я присмотрю. Главный геолог треста Сергей Сергеевич Широков боготворил свою жену. Трудно было бы придумать столь разных людей. Он желчный, замкнутый. Людмила Алексеевна, или Люсенька, как все ее называли, своим обаянием притягивала к себе людей. Люсенька подружилась с Ниной и скоро они перешли на «ты». Они вышли на перрон. Посвистывал ветер в полуоблетевших ветвях деревьев, над холмами висел печальный месяц — одинокое светило над ночным городком. — Только в тресте огни,— сказала Нина,— даже ночью ремонтируют.— Надо было сказать об этом Плакситиной. Впрочем, бесполезно. Ты знаешь, как ее зовут в тресте? — засмеялась Люся. — Дама из Амсердама. В детстве, при царе Горохе, она жила в Амстердаме. И любит говорить: «Вот, когда я жила в Амсердаме»... Когда собирали для подшефного госпиталя постельное белье... — Да, мне говорили: она отказала. — А потом после стирки белье вывесила. Соседка, она такая у нас дотошная, подсчитала: пятьдесят простыней вывесила... Просто страшно, что у нас такие люди есть. — Всякие есть. Не зря говорится: в беде познаются люди. — Если бы у меня не было трое по лавочкам — я бы на фронт пошла. Хоть кем. Хотя боюсь ужасно. — Мне один военный,— вспомнив слова Германа, сказала Нина,— говорил: все боятся. Только одни могут заставить себя не бояться, а другие... Спозаранок стали собираться горожане: женщины, дети, старики. Люди стояли по обочинам улицы, ведущей к зданию школы, где был оборудован госпиталь. Люди пришли не ради любопытства. Нет, боже упаси— не ради зрелища. Их привело сострадание и любовь. Кое-кто из получивших похоронные пришел, надеясь. А вдруг?.. Ведь все бывает. Надежда — чувство, не поддающееся логике. Стояла по обеим сторонам улицы живая стена людей. Нина с Люсей встали у дверей вокзала. На перрон никого не пускали. Наконец подошел поезд. Распахнулись двери. Люди в белых халатах, одетых поверх военной формы, осторожно выводили раненых. Белые жгуты бинтов. Измученные лица. Стук костылей. Кажется, век живи — не забудешь. Кое-кто из раненых жадно оглядывался, даже похоже, что балагурил с сестрами, но таких было мало. Больше тех, кто молчаливо тащил свое непослушное тело на непривычных костылях. Топорщились руки в гипсе... Кто-то рядом глухо произнес: — Будь проклят Гитлер! Нина невольно взглянула. 5Кенщина в белом платочке беззвучно плакала, зажав рот рукой. ...До затерянного в далеком тылу городишка докатился девятый вал войны...