Сибирские огни, 1981, № 9

ЖИЗНЬ НИНЫ КАМЫШИНОЙ 45 — Это друзья еще с гражданской? — Да . Надежда Михайловна ездила в Москву, по своим редакторским делам, и я с ней передал кому надо свои письма. Про себя расскажи. Времени у меня маловато. — Да , что я... Вы отсюда на фронт? — Да . Думаю, еще сгожусь там. Так как же ты живешь? Нина торопливо рассказала о поездке в Энск... Сейчас у них в тресте организовали совет жен ИТР. И ее выбрали в совет. Соседнюю подшефную школу оборудуют под госпиталь. Собрали подушки, одеяла. Наволочки эти шьет для госпиталя... Неожиданно Петренко, прервав ее на пол* слове, спросил; — Ниночко, а в твоей жизни ничего не произошло? — Н-н-н-нет,— растерянно произнесла она.— «А вот Вадим ничего не заметил». Почему вы спрашиваете? — Да, так,— неопределенно произнес Петренко, с непонятной грустной улыбкой разглядывая ее. Отчасти желая перевести разговор, а еще и потому, что теперь, когда у Петренко все благополучно, можно задать этот вопрос, Нина спросила: — Я никогда у вас не допытывалась... Я не знаю... Скажите, что с вами было? Если не хотите говорить, то не надо... — Не хотел того трогать,— в раздумье, словно прикидывая, говорить ли, начал Петренко.— Теперь другое. Мало ли, что на фронте со мной приключится. Хочу, чтоб ты знала. Долго пересказывать нет у меня времени. Да и ни к чему. Так вот, обвинили одного ученого, посчитали врагом народа. Дело поручили мне. У меня хватило ума понять, что ученый этот никакой не враг. Я и вступился за него. А мне предъявили: защищаешь врага — стало быть, сам враг. А я не смог поднять руку на невиновного человека — так нас учил Дзержинский. Ну, а этим делом кое-кто воспользовался и свел счеты... Потрясенная, Нина молчала. Петренко поднялся, подошел к окну, закурил коротенькую трубку и подошел к Нине, дотронувшись до ее руки, сказал; — Только ты знай: на Советскую власть я зла не держу. Сотворили такое подлые людишки. А они куда хочешь пролезут. И еше, Ниночко, прошу тебя... Нина догадалась и поспешно заверила; — Я никому... Я умею молчать... Даю слово. — Ладно, ладно. Уж тебя-то я знаю.— И , глянув на часы, добавил:— Идти мне надобно. — Подождите. Скажите мне... Как мне дальше?.. — Рад бы доброе присоветовать... Но как жизнь повернет. Одно скажу; держись Платоновой, она человек верный. В беде поможет. Ну что же... попрощаемся. Петренко встал, подошел к поднявшейся и шагнувшей к нему Нине, взял ее лицо в свои крупные шершавые ладони и крепко поцеловал. — Бувай здоровенька,— сказал он, как всегда в минуты душевной размягченности и нежности, переходя на родной язык. И как бы успокаивая, он погладил Нину по плечу, сказал: — Не журысь. А плакаты не треба. И провозжаты не треба. Все труднее становилось застать Платонову в редакции. Ответственный секретарь редакции, небольшого роста мужчина, ка­ кого-то неопределенного возраста, глядя на Нину поверх очков, сказал: — Наш командир объезжает свои тылы.— И, наверное, заметив, что Нина огорчилась, добавил: — Я докладывал редактору, что вы не-