Сибирские огни, 1981, № 9

22 ЕЛЕНА КОРОНАТОВА ио-медленно на нее надвигался, растопырив ветви-щупальца, фикус, и Нина, чтобы не видеть этого паукообразного чудища, закрывала глаза. Однажды Тихоновна привела детей. Нина лежала в столовой на диване. Они стояли рядом, русоволосые, яркоглазые, с розовыми лицами и влажными челочками после умывания. Нина отвернулась к стене и беззвучно заплакала. Уведите детей,— сказал Вадим, голос у него от волнения прерывался. Лечила Нину врач Ариадна Викторовна, маленькая энергичная сорокалетняя женщина. Ее привела соседка Мария Васильевна, к которой, как потом узнала Нина, кинулся Вадим, когда она потеряла сознание. Мария Васильевна жила у них за стеной — крылечко в крылечко. Ее единственный сын служил в армии на Дальнем Востоке. Марии Васильевне было чуть за пятьдесят, но Вадим иначе как старухой ее не называл. Он не терпел ее, догадываясь, что соседка осуждает его за отношение к жене и детям. Как только Нине стало лучше, Вадим признался: никакого письма не было. Он хотел ее испытать. Толкнул ее — не умышленно. Так получилось. «Прости. Забудь. Это никогда не повторится». Он стал внимателен. Подарил два отреза на платье... Когда-то каждое новое платье было праздником. Ведь юность прошла в штопаных-перештопаных чулках. И вот ко всему утратился интерес. Даже к детям она испытывала не радостную, как прёжде, а жалостливую любовь, будто в чем-то была перед ними виновата. Жила как в полусне. Однажды он стал упрекать ее: «Корчишь из себя страдалицу...» Начав, уже не мог остановиться. И тут Нина как бы проснулась, с тихой мстительностью сказала: — Ну, ударь! — И закрыла инстинктивно лицо руками. Этот жест отрезвил Вадима. Он выскочил из комнаты. Мария Васильевна появилась с негодующим лицом, за ней вошла Тихоновна. Что, опять?! Я же слышала... Как он смел?! Он же дал мне слово! Да нет же... Я, наверное, сама виновата... Не выгораживайте его! Проучите: заберите детей и уезжайте. Ничего, проживете. Нина слушала и. думала: «Весь ужас в том, что я ни во что не верю... Ничего нельзя изменить... Надо терпеть. Хочу спать. Все время хочу спать!..» Вы совсем меня не слушаете,— в сердцах произнесла Мария Васильевна. Ну, ладно — всему есть предел!— И рердито посверкав глазами, ушла. Нина чувствовала себя в чем-то виноватой и перед Марией Васильевной. Тихоновна с поджатыми губами слушала Марию Васильевну. Как только та ушла, сказала: Нетто вы первая али последняя. Спокон веков повелось: коли мужик бабу бьет — стало быть, любит. А ты маленько оттай, сама будь поласковей. Бабьей лаской повязать мужика можно. Пересиль самое себя. Нине представилось: все это было когда-то давно. Только не с ней. Іе слова, ч-Ь говорила ей Мария Васильевна, она говорила кому-то другому. Вот так же убеждала: «Теперь не старое время». Это было в Лав- рушино, когда брат хозяина, у которого она жила на квартире, избил свою жену до полусмерти, а она, Нина, убеждала Акулину бросить му-