Сибирские огни, 1981, № 9

Е/ШНЛ КОРОНАТРВА; 2»: Мама растерянно оправдывалась: - - Он тоже, хорош: признался жене, что любит другую. А жена его-—дрчь приятеля Африкана Павловича.; И этот приятель приходил к нам, умолял помочь... Ну, мы и решили... Ниночка, пойми: бывает свя-, тая ложь, ложь во спасение. Не было бы тебе счастья, если бы ты разбила семью. Все к лучшему: он вернулся в семью, ты выщла замуж, — Он знает, что я вышла замуж? — Видишь ли... Когда стал ходить Вадим, мы решили написать Яворскому, что у тебя есть жених и.., — Что — и? — Ну, чтобы он не мешал. •— И он перестал писать? г— Ие-ет, — Куда же делись эти письма? Ну, ясно. Вы их уничтожили. Крали чужие письма?! — Ну, успокойся же, ради бога! Теперь все устроилось. Ты замужем.— Устроилось? Что значит; устроилось? Зачем вы все это сделали? Знаю, не ради меня, Африкану Павловичу нужна была моя комната.— Нина говорила быстро, как в бреду, проглатывая окончания слов.— Африкан сдал комнату недобитому нэпману. Теперь он может кое-что себе позволить. Лииінюю пулечку... Ненавижу! Ненавижу! — Нина закрыла лицо руками. Наступило молчание, разъединившее, как глубокий черный ров, двух близких людей. Справившись с собой, Нина хриплым голосом произнесла: — Я ннн-никогда, ни...когда этого не прощу... Позже она с мамой примирилась.. Но обида осталась, как заноза в сердце. В этой несколько лет назад разыгравшейся драме было одно утешительное: Герман не обманул, не покинул. Он писал. Но, боже мой, что он мог подумать о ней?! В последнее время, сама не зная почему, Нина полюбила встречать и провожать поезда. Она испытывала легкую зависть, наблюдая, как суетятся пассажиры, с кем-то расстаются, кого-то встречают; смотрела, как черный, жирный от копоти паровоз, отдуваясь паром, под железный лязг буферов трогается в путь. Со стуком-перестуком двигаются мимо вагоны, и за их окнами проплывает чужая, чем-то — неизведанностью, что ли,— манящая вагонная жизнь. Каждый раз ей казалось, что уходящий поезд отнимает у нее неизрасходованные возможности. Иногда приходила дикая мысль, а вдруг она в этой вокзальной сутолоке встретит Германа... Вот и скрылся за поворотом последний, вагон. Нина зашла в здание вокзала и остановилась у газетного киоска. Разглядывая журналы, ощутила непонятную неловкость. Оглянулась. Какой-то бородач, в ватнике и растоптанных, пимах, пристально смотрел на нее, но, заметив, что и она смотрит на него, поспешно прикрылся газетой. Купив свежие газеты, Нина направилась к выходу. Не выдержала и оглянулась. Опять бородач следит за ней. Что же это такое?! В их заштатном городишке время от времени оседало всякого рода жулье, и тогда начинались кражи и грабежи, У нее пальто новое: из бостона с черно-бурой лисой. Может, тот бородач не зря приглядывался... Нина все убыстряла и убыстряла шаг, снег под ботиками настороженно поскрипывал. Чудились позади шаги. Подбежав к дому, обернулась. Показалось, кто-то стоит в тени высокого забора.