Сибирские огни, 1981, № 9

С Вадимом познакомилась у школьной подруги на вечеринке. Вадим с первой встречи стал за ней ухаживать: заходил в библиотеку и провожал домой, приносил цветы и приглашал в кино, театр. Мама и особенно отчим относились к нему благосклонно. Вадима обескураживала холодность Нины. Он был красив и привык к легким победам. Однажды недвусмысленно спросил: — Вы, кажется, были замужем? — Д а .— Нина постаралась не отвести глаз от его вопрошающего взгляда. — Вы любили его? .— Д а .— СГна помолчала и добавила:'— Только о моем замужестве никто не знает. — Та-а-к, по-ня-я-тно,— протянул Вадим.— Это был тот паренек- комсомолец, которого убили бандиты. Его как будто рвали Виктор? «Откуда он знает о Викторе? — удивилась Нина.— Почему я должна ему отвечать!» — Она опустила голову, и этот жест он принял, как Утвердительный знак. От своей неизбывной тоски, от настойчивых ухаживаний Вадима, от мелочных придирок отчима — Нина решила сбежать. Уехала учительствовать на дальний прииск. С мамы взяла слово, что если будут письма «от одного человека с Востока», то мама перешлет ей эти письма. Мама коротко извещала: «писем тебе нет». Вадим писал часто. Она стала понемногу привыкать к его письмам и даже ждала их. Все-таки кому-то она нужна: кто-то помнит о ней. Осенью заболела: тяжелая ангина с осложнением на ноги, сказался ревматизм, перенесенный в детстве. Никому о своей болезни она не написала. Вадим о ней узнал через своего приятеля и нежданно-негаданно приехал на прииск и увез Вину в город. Его участие так подкупило Нину, что она убедила себя если не в любви к Вадиму, то в симпатии, к которой примешивалась благодарность и надежда, что с Вадимом она избавится от тоски по Герману. Месяца через два после замужества загадка, не перестававшая мучить Нину, внезапно открылась. Нина занималась генеральной уборкой квартиры. В маминой спальне она обнаружила за гардеробом несколько клочков бумаги, замела их на лопатку и хотела выбросить в топившуюся плиту, но вдруг, еще не до конца осознав случившееся, почувствовала, что ее охватила дрожь, а сердце застучало где-то в горле. На бумажных клочках обрывки слов: «...чему молчи...» Да , да, конечно, «почему молчишь». А вот уголок конверта, она разобрала: «Яворский Г. М.». Значит, Герман писал! Ждал! Мама застала Нину в неубранной квартире. — Что с тобой?! — всполошилась мама.— На тебе лица нет. Нина молча показала ей клочки писем. У мамы лицо покрылось красными пятнами. Боже мой! Они хотели, как лучше... Хотели спасти Нину. Она, может быть, не знала, что у него жена и ребенок. — Да знала я! Знала! — крикнула Нина. — Как же ты могла?! — удивилась мама.— С жейатым человеком?! •— Откуда ты-то знаешь про жену?! — Ниночка, что за тон?! — О, господи! Такое сотворили, а сами про тон! Спасти хотели. Были еще письма? — Были...— Мама, кажется, начала понимать. Глаза ее покраснели, налились слезами. У Нины, впервые в жизни, не было жалости к маме. — Как ты могла?! Я так ждала... А ты вра... лгала, что нет писем.— Стиснув ладонями виски, Нина, как от боли, раскачивалась из стороны в сторону. ЖИЗНЬ НИНЫ КАМЫШИНОЙ ____________________________ ______________ _ А 9— 2*