Сибирские огни, 1981, № 9
184 У КНИЖНОЙ ПОЛКИ что Кузоваткин после всего пережитого возвращается в Сибирь, хотя чемодан с заработанными за сезон деньгами, кото рый он при этом с равнодушием щедро сти оставляет своей бабке, может вызвать у кого-то из нефтяников ироническую улыбку. Повесть Б. Фаина тяготеет скорее к жан ру «очерка нравов», очерка социологиче ского, ибо проблему комплексной целе сообразности вахтового метода освоения северных месторождений автор решает на уровне человеческих взаимоотношений, морального климата в обществе, на под ступах к анализу семейных, бытовых отно шений. Проблемы вахтового метода ост рые, и каждое продуманное, правдивое слово в ряду размышлений о них — ценно. Произведения сборника «Сибирские да ли» в разной степени и сами несут на себе следы «вахтового» освоения литераторами нефтяного Севера — здесь исток дрсто- инств и недочетов повестей: свежесть, ак туальность материала, острота проблема тики, новизна жизненного пласта, граждан ская обостренность зрения, но вместе с тем порою пока еще недостаточно глубо кое проникновение в психологию сибиря ка, в истоки его характера, в проявления его понимания жизни и работы. Г. Марков отдает должное произведени ям сборника, говоря, что «повести, со ставляющие книгу «Сибирские дали», ■— пример заинтересованного вмешательства писателей в жизнь огромного нефтяного края». Он особо выделяет «Самотлор» К. Лагу нова именно за значительность характеров, их достоверность и психологизм. Время ставит перед сибирскими литера торами и литераторами, пишущими о Си бири, все более и более сложные задачи. «Только поистине талантливой книге, соз данной по законам художественной лите ратуры, — пишет Г. Марков, — под силу раскрыть глубинную суть творящегося здесь подвига. Только передовой литера туре под силу высветить высокий нрав ственный потенциал, духовное богатство советских людей, которые сделали невоз можное возможным, невероятное — свер шившимся...» ГЕННАДИЙ ПАДЕРИН Константин Лагунов. Больно берег крут. Ро ман. М., «Современник», 1979. «...Холод... стоял собачий. Добела осту дил металл, и тот «кусался» даже сквозь рукавицу. Механизмы и двигатели работа ли вполсилы. В жестком куржаке и бахро ме сосулек сорокаметровая буровая похо дила на ледовую пирамиду». То и дело повисали над головами пудовые сосульки, и тогда все кидались «стряхивать» их, ина че какая работа? Днем и ночью сдалбли- вали, отпаривали кипятком лед с рабочей площадки, с трапа. Обрызганные водой и глинистым раствором, брезентовки мгно венно превращались в панцири, звенели и с хрустом ломались, будто металлические. А буровая дышала, как лошадь с возом на крутом и длинном подъеме: того и гля ди остановится, уступит скользящей под уклон телеге. ’ Тут уже не зевай, гляди да поглядывай, шевелись да поворачивайся. То смазка на трубах застыла, то в мани- фольшлангах или желобах прихватило гли нистый раствор. А замешкался со спуском или подъемом инструмента, и вот тебе ка тастрофа — подхват». Так в одном из эпизодов своего нового крупного романа «Больно берег крут» из вестный сибирский прозаик Константин Ла гунов описывает буровую вышку, и уже из этого эпизода нам ясно, в каких суровых условиях приходится трудиться героям это го произведения. Оно — развернуто, мно гопланово и предельно злободневно, в нем немало действующих лиц, однако справед ливым было бы, пожалуй, заметить, что са мым главным героем романа является «черная земная кровушка» — нефть. Она — та ось, вокруг которой вертится все, о ней все мысли, чаяния, надежды самых разно образных персонажей произведения — от шофера Ивана Василенкова и бурильщика Никиты Жохова до секретаря обкома КПСС Бокова и начальника нефтяного главка Румарчука. Да, роман К. Лагунова — о последнем двадцатилетии западносибирского нефтя ного Севера, о том времени, когда «...сшиб ли пробку с кремневой подземной бутыл ки, в которой миллион лет корчился неф тяной исполин... и начался невиданно дерз кий поединок с болотами, тайгой и сту жей, о котором вскоре загомонил весь мир». В процессе этого поединка рождает ся новый город, сибирский «нефтяной Му ромец» Турмаган; на карте такого города, разумеется, нет, название вымышленное, однако всякий, кто прочтет роман, увидит в биографии новорожденнрго «Муромца» много схожего с бйографиями таких из вестных теперь всему миру западносибир ских «нефтегородов». Действие романа развертывается стре мительно, проблематика его очень широ ка и современна. Автор дает по-настояще му полновесную картину жизни, исследуя практически все ее пласты, все социальные слои, всю трудовую и бытовую громаду происходящих событий, однако в центре повествования поставлена выписанная К. Ла гуновым с явной симпатией и большой ху дожественной убедительностью фигура начальника Турмаганского нефтепромыс лового управления Гурия Бакутина. Горяч, неуемен, по-настоящему страстен Бакутин во всех своих жизненных проявлениях, а особенно — в неодолимом стремлении быстрее построить Турмаган, быстрее дать стране позарез необходимые ей миллионы тонн сибирской нефти. Нередко он и «пе рехватывает», оступается, делает ошибки, но как же он нам по-человечески симпати чен, какими никчемными на его, бакутин- ском, граждански-активном психологиче ском «фоне» выглядят явно противопо ставленные Гурию Константиновичу «жиз- нееды-потребители», люди безынициатив ные, равнодушные. Именно таков в романе главный инженер Турмаганского нефтеуп-
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2