Сибирские огни, 1981, № 9

180 7 АЛЕКСЕИ ГОРШЕНИН Во-вторых (в дополнение к предыдущему соображению), конечно, трудно не согла­ ситься с В. Конецким в том, что «флот сто­ ит одной ногой на воде, другой на юморе», но и юмор в неумеренных дозах набивает оскомину и может превратить художествен­ ное произведение (что временами и случа­ ется со «Вчерашними заботами») в беско­ нечную морскую «травлю». Можно вспомнить, что ведь «Морская душа» Л. Соболева тоже насквозь пропи­ тана юмором и не стала хуже от этого. Да, но с той лишь разницей, что юмор в очер­ ках и рассказах, составляющих известный цикл, нигде не становится самоцелью, не заслоняет главного, ради чего написаны эти произведения,— красоты и величия морских тружеников, той безраздельной любви к морю, которой держался и дер­ жится флот. Что касается Фомы Фомича, то, по-мое­ му, увлекшись дегероизацией своих персо­ нажей, В. Конецкий в непременном жела­ нии низвести, уравнять с прочими смерт­ ными личность моряка оставляет капитана Фомичева не только без романтического, но и без какого-либо другого покрова, безжалостно обнажая все его «чирьи» и «болячки». И эта жесткость, даже жесто­ кость, в показе не совпадает с теми вполне приятными и вполне доброжелательными отношениями, которые мы наблюдаем на протяжении всего повествования между Фомой Фомичем и капитаном-дублером. А не совпадает опять же в силу жесткой стилевой заданное™, которая, в итоге, при­ водит к расплывчатости, неопределенности авторской позиции, лишает произведение в целом четкой идейной и нравственной на­ правленности, а характер героя — опреде­ ленности и завершенности. В. Конецкий и сам хорошо чувствует не­ совершенство заложенных в повествование стилевых основ (пожалуй, это не только один из самых душевно обнаженных, но и самых самокритичных наших писателей), о чем свидетельствует следующее его раз­ мышление: «Ведь если автор не сопровождает худо­ жественный показ жизни своими внятными комментариями, то он, в какой-то степени, играет в загадывание шарад читателю. Это внешне углубляет произведение, ибо все мы любим отгадывать и любая необходи­ мость отгадывания усиливает заинтересо­ ванность, но в то же время получается со­ знательная заданность и использование чем-то нечестного приема со стороны ав­ тора. Это одно из тех противоречий, кото­ рые мучают меня с самого начала литера­ турной работы». Эти же противоречия не дают писателю уяснить и своего четкого отношения к мор­ ской романтике. С одной стороны, В. Конецкий считает, что технический прогресс, превращение мореплавания в производство как бы авто­ матически упраздняют романтику .за не­ надобностью в связи с исчезновением ус­ ловий ее существования. За подтверждени­ ем своей правоты писатель обращается к прошлому: «В 20—30-е годы прошлого века очерки и заметки моряков-писателей публикова­ лись щедро и пользовались огромным ус­ пехом у читающей публики, ибо базирова­ лись на романтизме — навевали золотые сны, уводили из кошмара родины в дале­ кие суперпрекрасные миры». Но с другой стороны, открещиваясь от романтики, В. Конецкий никак не может вырваться из ее плена. Это ощущается по многим подробностям описываемого арк­ тического рейса, в которых мы видим сов­ сем другого В. Конецкого — без обяза­ тельной, как маска, беспристрастности и ироничности, восторженного, восхищенного увиденным, изумленного. Чего стоят, напри­ мер, захватывающие (воспринимающиеся именно как хорошее морское приклю­ чение) описания ледокольных атак! Или та­ кие вот, написанные поистине романтиче­ ской кистью, как на полотнах Рокуэлла Кен­ та, пейзажи: «Берега Колымы. Их увидеть надо. Жут­ кое величие жестокости. Природа, из кото­ рой выморожено добро. Скулы спящего тяжелым сном сатаны. Дьявольские мор­ щины присыпаны снегом. Неподвижность уже внегалактической вечности». Двойственное отношение к романтике заметно и у Л. Князева. Вот Анисимов вну­ шает Вале Решетовой, что «ничего там нет, в этих морях... вода и вода, и плывет же­ лезная коробка, набитая грузом и людь­ ми», что моряки «с утра и до вечера, с ве­ чера и до утра... только и знают, что скре­ бут палубу, крутят разные колесики и смотрят на всякие приборы». А через не- сколько страниц мы видим того же Аниси- мова, который любуется прекрасным лун­ ным пейзажем за кормой парохода. И кар­ тина эта выписана пусть с меньшим мас­ терством, чем у В. Конецкого, но с не меньшим восхищением и вдохновением, рожденными очарованием природы. Я и сам помню, как в свое время, когда в первый раз в жизни плыл по ночному морю, поразил меня светящийся в толще воды за кормой планктон. Над теплоходом в черноте безлунной ночи густо просыпал­ ся мириадами искрящихся крупинок Млеч­ ный путь, а в распаханной винтом воде тоже роились звезды. Море колко фосфоресци­ ровало и казалось продолжением звезд­ ного неба. И от этой обратимости, от звездного этого купания пробирал жутко­ ватый и радостный озноб. А вспомнив, я подумал: нет, не прав В. Конецкий. Тоска по «суперпрекрасным мирам» не просто дань романтизму, она исконное «нутряное» чувство моряка, если хотите, родовое чувство этой профессии. И ни время, ни меняющиеся обстоятель­ ства жизни не властны над ним. Да, произошли крупные социальные из- менения, иными стали цели мореплавания, но и нынче моряк пускается в плавание не только для того (пусть на сегодняшний деьГь это и важнейшая задача), чтобы пере­ везти тонны груза или выловить центнеры рыбы, выполнить или перевыполнить госу­ дарственные планы и встречные обязатель­ ства, 40 еще, наверное, и для того, чтобы