Сибирские огни, 1981, № 9

«И ВИДИТСЯ МНЕ БЕЛЫЙ ПАРОХОДИК...» 179 мой оптимизм при взгляде на будущее как России, так и человечества». Словом — что и говорить,— образ Фоми­ чева у В. Конецкого получился запоминаю­ щимся, разнообразным, во многом не­ предвиденным. В какой-то мере можно да­ же признать его типом, до сих пор еще распространенным в нашей жизни. Не хва­ тает же образу Фомичева, на мой взгляд, более четкой определенности и направлен­ ности. В образе Фомы Фомичева без особого труда обнаруживается противоречие, в ко­ тором, кстати, меньше всего повинны не­ ординарность и противоречивость натуры самого героя. Представляя профессию моряка, капитан Фомичев непростительно часто (даже для сверхобъективного показа морской жизни) являет ее в компрометирующем свете. Спору нет, такие «реликтовые» деятели, как Фома Фомич и его помполит Арнольд Тимофеевич, и поныне встречаются не­ редко. Но писатель-то задался целью отра­ зить современный флот и современных ка­ питанов, олицетворяющих его сегодняшнее могущество и техническое совершенство. А для такой собирательной роли капитан Фомичев едва ли подходит. Однако и до конца сатирическим образ «драйвера» то­ же не стал, о чем свидетельствует постоян­ но меняющееся к нему отношение со сто­ роны автора. Создается впечатление, что В. Конецкий затрудяется определить свою конкретную позицию. А «эквилибрирует» позиционно автор не потому, что плохо изучил своего героя и не знает, что ему от него требуется. Причины здесь скорей сти­ левого характера и касаются они не только образа Фомичева. Стилистика «Вчерашних забот» очерчена двумя теоретическими постулатами самого В. Конецкого, которыми соответственно от­ крывается и завершается книга. ПЕРВЫЙ. «От произведений, написанных на морском материале, традиционно ждут приключенческой романтики. Ее нет». ВТОРОЙ. «Все морское — только через земное... Все морское — только через зем­ ные ассоциации и образы». Нет нужды оспаривать эти принципы — они в основе своей верны. Все дело в том, насколько широко и всеобъемлюще мож­ но их использовать, то есть — в чувстве меры. Изображая морское производство как цепь суетных будничных дел, автор не осо­ бенно разочаровывает читателя, тем более что детали этой повседневной работы переданы с большой художественной си­ лой. Наверняка врежется в память такое сравнение: «Атомоход рвал суда из деся­ тибалльного льда, как зубы из здоровой че­ люсти». А вот ледоколы к концу навигации, которые похожи «на безжалостных, пере­ груженных операциями хирургов». Или еще один образ, делающий честь Конецко- му-художнику: «Когда после вахты ло­ жишься спать, то под закрытыми веками все продолжает мощными лавинами и струями катиться поток зелено-белого пе­ ремолотого льда...» 12* Вполне естественными в выбранном В. Конецким стилевом ключе смотрятся многочисленные документальные вкрапле­ ния. Но когда среди бытовых подробностей жизни экипажа в изобилии появляются пус­ тые и назойливые байки вроде варьирую­ щейся на все лады истории мужебоязни буфетчицы тети Ани, это не только пона­ прасну отвлекает, уводит в сторону от ос­ новной мысли произведения, но и просто раздражает, как раздражает не к месту рассказанный анекдот. На этот счет, впрочем, у В. Конецкого ь^іь свои оправдательные соображения. Во-первых, он заявляет: «С детства я го­ ворю и пишу правду, всю правду и только правду», чем вроде бы узаконивает свое право полной свободы в привлечении жиз­ ненного материала. Но здесь, положа руку на сердце, автор лукавит и подстраховывается; уж он-то прекрасно знает, что между голой правдой факта, события и правдой художественной разница существенная. По­ этому более убедительным звучит другое утверждение писателя: «Вчерашние забо­ ты» есть произведение беллетристиче­ ское». Хочется добавить, со всеми вытека­ ющими отсюда последствиями: тщатель­ ным отбором жизненного материала и строгим соединением его с художествен­ ным вымыслом (даже несмотря на опре­ деление жанра книги В. Конецким как «пу­ тевых дневников и повести в них»). Жанр тоже во многом определил сти­ листику повествования В. Конецкого. Как выразился А. Урбан, разбирая творчество этого писателя, он лепит «книгу или серию книг — без берегов, «роман-путешествие», которому нет конца и краю». И тот же А. Урбан верно замечает: «Море для нё- го — и профессия, и призвание, и любовь, и работа, и скучный быт. Он не однажды напишет о мороке морских вахт, о тоске по берегу. Тут же рядом об удивительной красоте моря. О смешном и печальном, ве­ ликом и мелком. А сверх того о жизни вообще — в истории, в нашем времени и предвидимом будущем». Хочется только добавить, что и передано все это увлека­ тельно, талантливо, но... В стремлении по­ ведать понемногу обо всем В. Конецкий, в итоге, перестает справляться с управле­ нием своего' «романа без берегов». Писа­ тель теряет его очертания и ориентиры; повествование делается аморфным (а по­ зиция автора расплывчатой) и больше по­ ходит на тот волшебный горшок каши из сказки братьев Гримм, которому забыли сказать волшебные слова, чтобы он остано­ вился. То, что жанр не освобождает писателя от соблюдения общих для всей литературы обязанностей, убедительно, на мой взгляд, подтверждается авторитетным мнением старейшего советского писателя В. Кавери­ на: «...Строгость и сдержанность не менее важны для стиля полувоспоминаний-полу- размышлений, чем для художественной прозы».