Сибирские огни, 1981, № 9

ПРИНЦИП ИСТОРИЗМА И ХУДОЖЕСТВЕННОЕ ОСВОЕНИЕ БЫЛОГО 165 лен. Не остается со временем ничего об­ щего даже с ближайшими друзьями — Джэлма и Боорчу. Другим становится и сам Чингисхан, все идет к финалу. Не помогает мудрец, не способный обессмертить хана: «Он умрет, как умирают все. Никому не дано жить вечно. Светлая, щемящая печаль охватила его. Он смотрел на огни светильников и тихо, без слез, плакал. Жизнь обманула его. Правы были те, кто хотел, чтобы он остановился, пожил обычными человече­ скими радостями». Книга И. Калашникова прочно вошла в современную историческую романистику именно потому, что писатель смог глубоко проникнуть во внутренний мир своего ге­ роя, психологически постичь одну из са­ мых сложных и зловещих фигур — Чингис­ хана, а это привело писателя к широкому и точному освоению далекого XIII века. Ведь постичь определенную эпоху — пре­ жде всего значит постичь человека, ибо, как писали К. Маркс и ф. Энгельс в «Свя­ том семействе...»: « И с т о р и я не делает н и ч е г о , она «не обладает н и к а к и м необъятным богатством», она «не сражает­ ся ни в к а к и х битвах»! Не «история», а именно ч е л о в е к , действительный, живой человек — вот кто делает все это, всем обладает и за все борется. «История» не есть какая-то особая личность, которая пользуется человеком как средством для достижения с в о и х целей. История — не ч т о иное , как деятельность пре­ следующего свои цели человека»1. Итак, современный исторический роман, как и весь сегодняшний литературный про­ цесс, значительно расширил рамки охвата разнообразного материала действитель­ ности, заметно обогатился в стилевом от­ ношении, успешно реализуя самыми раз­ личными художественными средствами 1 К. М а р к с, Ф. Э н г е л ь с. Сочинения. Изд. 2-е, г. 2, с. 102. важнейший принцип социалистического реализма — принцип историзма. При этом в одних произведениях, как в романе В. Шукшина «Я пришел дать вам волю», зримо проступает лирическая наполнен­ ность; в других, как это мы могли наблю­ дать по роману В. Чивилихина «Память», своеобразно сочетается документальное и вымышленное, в третьих, как в романе И. Калашникова «Жестокий век», на пер­ вом плане глубинное исследование внут­ реннего мира человека. Не следует, однако, на этом основании заключать, что названные качества, опре­ деляющие в первую очередь эстетическое выражение принципа историзма, отделены между собой непроницаемой стеной. На­ против, они взаимодействуют, взаимовли- яют, активно способствуя решению глав­ ных задач исторического романа. «Люди, обращаясь к прошлому, — размышлял А. Гулыга о разных качественных причинах обращения к истории, — всегда задавали (и задают сегодня) вопрос: «Как все это было?» Первоначально устраивала наибо­ лее удобная версия, стихийно возникшая или кем-то примысленная; затем они захо­ тели знать правду. И тогда возник другой вопрос: «Почему так произошло?» — осно­ ва теоретического отношения к прошлому. Но первоосновой, вопросом всех вопро­ сов всегда служил третий: «Что делать?»1. Да, любое произведение, обращенное к истории, должно содержать ответы на все эти вопросы, в том числе и на вопрос «Что делать?», ибо исторический опыт всегда многое определяет в будущем: в этом суть нерасторжимости времен. Современный исторический роман в полной мере осо­ знает это неразрывное единство прошлого и грядущего. 1А. Г у л ы г а Эстетика истории. М.. 1974, с. 28. ♦