Сибирские огни, 1981, № 9

ПРИНЦИП ИСТОРИЗМА И ХУДОЖЕСТВЕННОЕ ОСВОЕНИЕ БЫЛОГО 163 рассматриваться как симбиоз, союз?! Как же в таком случае расценивать пять напа­ дений золотоордынцев в 1252, 1258, 1281, 1282, 1293? — резонно спрашивает автор романа. Как относиться к неоднократным погромам Курска, Рязани, Мурома, Твер­ ских земель? Еще более серьезные и вполне справед­ ливые возражения вызывает теория Л. Н. Гумилева о так называемой «пассионарно- сти» (образование в определенных райо­ нах мира по неясным космическим и био­ логическим причинам очагов человеческой активности). К своим антиаргументам В. Чи­ вилихин на сей раз прибавляет еще и мне­ ние ведущего исторического журнала: «Своей концепцией этнической истории Л. Н. Гумилев, по существу, оправдывает жестокие завоевания и кровопролитные межэтнические конфликты. В чем же вино­ ваты Чингисхан, Наполеон или Гитлер и, главное, при чем тут феодальный или ка­ питалистический строй, если «пассионар­ ная» активность таких «героев» была вы­ звана биологическими мутациями, а сами они и поддерживавшие их группы, прово­ дя завоевательные войны, следовали лишь биогеографическим законам развития мон­ гольского, французского или германского этносов?»1 Как видим, весьма своеобразные и не­ обычные для художественного произведе­ ния приемы работы с документами ис­ пользует В. Чивилихин в своем романе-эссе «Память», что, несомненно, расширяет воз­ можности исторического повествования, делает его стилевую палитру богаче и многообразнее. Рассмотрен всего лишь один из многих возможных путей осмысления, обобщения и типизации подлинных фактов и событий прошлого, но при этом убеждаешься, как многое избранный путь определил и в сти­ ле, и в соотношении подлинного, докумен­ тального с «угадыванием» перспективы, а в конечном итоге — в раскрытии истори­ ческой правды, т. е. в реализации принци­ па историзма. При всей важности постижения фактов, событий, документов, научных, архивных и других свидетельств эпохи для историче­ ского романиста, определения своего ав­ торского взгляда на изображаемую дейст­ вительность, особо все-таки надо выделить еще один важнейший аспект художествен­ ного раскрытия любой исторической эпо­ хи — психологизм, психологический ана­ лиз, т. е. постижение внутреннего мира че­ ловека в сложном взаимодействии со всем, что его окружает, что определяет его са­ мосознание. Именно в этом ключ, позво­ ляющий художнику наиболее полно по­ стичь социальную действительность той или иной эпохи, важнейшие ее качества. Многие страницы книги В. Чивилихина посвящены Чингисхану, писателем собран большой документальный материал для характеристики этой личности. Здесь и сти­ хи неизвестного монгольского поэта XIII 1 В. И. К о з л о в . О биолого-географической концепции этнической истории. «Вопросы истории», 1974, № 12, с. 83. 11* века «Сказание об Аргасуне-хуурчи», глав­ ная мысль которых сводится к тому, что великий завоеватель равнодушен к судь­ бам своего народа; здесь и свидетельства людей, знавших Чингисхана; и записи пер­ сидского историка Рашида-ад-Дина; и оцен­ ка деятельности Чингисхана нашими со­ временниками — ученым Д. Дашдаваа, се­ кретарем МНРП Б. Лхамсуреном, отметив­ шим в 1963 году, что «деятельность Чин­ гисхана в первый период его правления соответствовала объективно - историческо­ му процессу объединения монгольских племен, образованию единого монгольско­ го государства... Но в дальнейшем, когда Чингисхан перешел на путь завоеваний и грабежа чужих стран и народов, его дея­ тельность приобрела реакционный харак­ тер»1. Приводятся в романе и факты иного по­ рядка: весной 1980 года в Китае с помпой было отмечено 753-летие со дня смерти Чингисхана. Пышные шествия, пафосные речи, возлияние вина и молока на копье завоевателя вселенной. Все эти документы и факты, безусловно, раскрывают концепцию писателя, собст­ венное авторское отношение к Чингисхану и его походам. Материал этот мог бы стать прочной основой для художественно­ го портрета Чингисхана, но такую задачу В. Чивилихин, по всей видимости, и не ста­ вил перед собой при создании романа «Память». Для него было вполне достаточ­ ным публицистическое решение этого об­ раза. И. Калашников в романе «Жестокий век» идет путем глубинного и обстоятельного ан'ализа внутреннего мира своих героев и прежде всего Чингисхана. У И. Калашни­ кова был предшественник — В. Ян, кото­ рый впервые обратился к сложной и очень серьезной теме в историческом романе — бесперспективность деятельности даже крупной исторической личности, если ее усилия противоречат чаяниям челрвече- ства, если усилия ее направлены на грабе­ жи и уничтожение целых народов. Не отменил, конечно, И. Калашников своим романом художественных итогов В. Яна, он их углубил, более обстоятельно аргументировал как новым историческим материалом, так и тщательным исследова­ нием внутреннего мира героя, раскрыв его в движении и развитии на большом исто­ рическом фоне народной жизни. Характер Чингисхана дан в движении, судьба его прослеживается на протяжении всей жизни и тем убедительнее духовный крах завоевателя на краю жизни. Четко разграничен роман: первая книга — «Го­ нимые», вторая — «Гонители». Нелегкие испытания выпадали на долю Тэмуджина с самого раннего детства: по­ знал он и голод, и несправедливость, и рабство. Порою отчаяние охватывало юно­ го наследника рано погибшего отца-бага- тура: «Люди? Нет людей! Есть только мы и волки, готовые сожрать нас». Тэмуджин полон стремлений стать та­ ким же уважаемым человеком, как его 1 «Наш современник», 1980, № 9, с. 23.