Сибирские огни, 1981, № 9

?62 Э. ШИК шееся — случилось. История не знает перепроверки событий своих, и мы, по­ томки, — чаще всего одну из' многих воз­ можностей, случайную и часто не лучшую, принимаем за необходимость, за един­ ственное, неизбежное решение». В. Чивилихин не только предполагает, не только исследует возможные повороты ис­ тории. Он в своем романе на основе ог­ ромного фактического материала опро­ вергает давно сложившиеся исторические стереотипы, тщательно аргументирует свою точку зрения на те или иные события, фак­ ты, приоткрывает завесу неизвестности пе­ ред малоизученными фактами истории. Вот как, к примеру, ведется рассказ об осаде Торжка и Козельска. Прежде всего романист основательно выверяет количест­ во сабель, приведенных Вату и его про­ славленным полководцем Субудаем на Русь. Разные источники содержат весьма противоречивые сведения на этот счет. Одни называют цифру 139 тысяч, другие доводят ее до полумиллиона. Писатель, анализируя эти документы, а главное — обстановку похода, приходит к иному вы­ воду, который кажется вполне обоснован­ ным: «Краевед Василий Николаевич Соро­ кин, великолепно знающий местную ста­ рину, водит по Козельску бесчисленные экскурсии, рассказывая о полумиллионной армии врага, семь неделі. беспрерывно штурмовавшей город. Когда я его спро­ сил, откуда эта цифра, он показал мне ис­ торическое сочинение, в котором она дей­ ствительно названа. Пригласив его на мост, я попросил взглянуть и вообразить, как могли тут стоять в течение почти двух ме­ сяцев полмиллиона людей, и не менее миллиона лошадей. За этот срок каждый воин должен был съесть минимум одного коня, оставшись без приводного, обяза­ тельного в степном войске. Но чем мог питаться бестравной весенней порой этот постоянно уменьшавшийся, но все равно гигантский табун?.. Сорокин развел рука­ ми. — Мы уже подробно говорили о началь­ ной численности орды Субудая — на гра­ ницах Руси в ноябре 1237 года появилось около тридцати тысяч степных воинов». Когда фактическая основа исчерпывает­ ся актором, он прибегает к извечному праву художника, к творческому вымыслу, прямо и открыто сообщая об этом своему собеседнику — «Любознательному Чита­ телю». И факты, и свидетельства очевид­ цев, и исторические документы вместе с авторским домыслом, касающимся подроб­ ностей событий, психологического состоя­ ния подлинных исторических лиц, выно­ сятся на суд читателя. Нередко' касается В. Чивилихин и художественных произве­ дений на родственную тему, в которых есть, на его взгляд, неточные сведения о том или ином событии. Так, к романам В. Яна, полагает В. Чивилихин, необходимо сделать серьезные исторические примеча­ ния об обороне Торжка, Селигерском пу­ ти, дальнейшем маршруте Орды, о количе­ стве войска у Субудая. За книгой И. Калашникова «Жестокий век» тоже угадывается огромная исследо­ вательская работа по изучению эпохи та­ таро-монгольского нашествия. Но за пре­ делами читательского внимания здесь, в отличие от романа В. Чивилихина, остается самый процесс изучения и сопоставления источников, не декларирует И. Калашников своего согласия или несогласия с теми или иными трудами. В. Чивилихин делает достоянием Любо­ знательного Читателя не только конечный результат, но и самый процесс познания и художественной трансформации фактов. Он демонстрирует секреты своей пи­ сательской, творческой лаборатории. Мы становимся, таким образом, свидетелями таинственного процесса переплавления фактов, документов, подлинных событий в художественные образы. Больше того, самый процесс познания, постижения далекого исторического прош­ лого составляет как бы дополнительный сюжет произведения. И, надо сказать, что он, несомненно, захватывает читателя, он придает повествованию ощутимую дина­ мичность, убедительность и прямую со­ звучность с днем сегодняшним. Автор на многих примерах наглядно демонстрирует' неразрывную связь времен, уместными при этом оказываются и прямые публици­ стические отступления, размышления и свидетельства. Обратимся к страницам, где писатель полемизирует с автором ряда историче­ ских исследований о татаро-монгольском нашествии Л. Н. Гумилевым. Речь идет об уже упоминавшейся книге «В поисках вы­ мышленного царства» и статье того же ав­ тора на эту тему, а также о книге В. В. Кар- галова «Внешнеполитические факторы раз­ вития феодальной Руси». Как не оспорить здесь еще раз реплику О. Чиладзе о том, что писатель в истори­ ческом романе «не говорит ничего нового, он лишь по-новому говорит старое». Да, у художника и историка свои специфиче­ ские задачи. Но послушаем В. Чивилихина: что делать писателю, если «тема, какую он избрал, в н о в е й ш и х трудах историка поворачивается нежданными сторонами, видится в парадоксальных отдельных ра­ курсах, постепенно и полностью подменя­ ющих твои знания о той эпохе совершен­ но другими, противоположными? Следо­ вать этой научной новизне, чтобы, как го­ ворится, не отстать от века, или самому попытаться, опираясь на исторические ис­ точники и сопоставляя точки зрения спе­ циалистов, самостоятельно увидеть прош­ лое?» Вопросы для В. Чивилихина чисто рито­ рические. Не может автор романа согла­ ситься с вульгарно - материалистическими объяснениями причин нашествия климати­ ческими условиями X—XIII веков Да и не нова эта теория, перекочевавшая в моно­ графию Л. Н. Гумилева из работ Брюккне- ра и Тутковского, объяснявших задолго до Гумилева нашествие кочевых народов за­ сухами в Великой Степи. И разве не надо спорить с В. В. Каргало- вым, который утверждал, что во второй половине XIII века система взаимоотноше­ ний между Русью и Золотой Ордой может