Сибирские огни, 1981, № 9

ПРИНЦИП ИСТОРИЗМА И ХУДОЖЕСТВЕННОЕ ОСВОЕНИЕ БЫЛОГО 157 героев. В эти портретные описания уме­ щается прошлое, настоящее и будущее персонажей. Они представляют собой свое­ образные «художественные» тезисы, квинт­ эссенцию образа, получающие потом подкрепления и доказательства в дальней­ ших действиях, столкновениях и размышле­ ниях героев. Обратимся к портрету главы семейства Любавиных: «Старик Емельян Спиридоно­ вич —- огромный и угловатый, как коряга. Весь зарос волосами. Волосы растут у него даже в ушах. Скуластое, грубой ковки лицо не выражает ничего, кроме презрения. Уважал Емельян в- человеке только силу. Хозяйство за жизнь сколотил крепкое, гор­ дился этим и учил сынов жить так же. Су­ меют — можно лучше. Сыны не то что ува­ жали его, скорей — побаивались, поэтому слушались». Как в программе, все заложено в этом кратком описании, и почти каждый даль­ нейший поступок Емельяна Спиридоновича как будто бы произрастает из этого семени. Здесь нет еще той бурной лирической сти­ хии, той • цельности, слитности голосов ге­ роя, автора или свидетеля событий, что проявлялись наиболее отчетливо при ха­ рактеристике других персонажей, которые значительно ближе авторскому мироощу­ щению. Обращаясь к лицам, противопоставлен­ ным Любавиным, замечаешь, как авторское «я» властно врывается в прозу Шукшина, как все более сильное звучание приобре­ тает голос автора, что отнюдь не исключа­ ет усиления психологического анализа. Напомню хотя бы поэтическое и вместе с этим драматическое повествование о чете Поповых. С особинкой (как и большинство героев Шукшина) был Сергей Федорович, но прекрасно эту особинку понимала его жена Степанида. Иногда из города приез­ жал сын. «Выпив, пели старые песни: Зачем я встретился с тобою. Зачем я полюбил тебя? Ведь мне назначено судьбою Идти в дале-кие края... Хорошо пели. Сергей Федорович, облокотившись на стол, сжимал в руках маленькую рыжую голову и неожиданно красиво запевал лю­ бимую: Эх ты, воля моя, воля, Воля вольная мояі.. Степанида украдкой вытирала слезы и го­ ворила сыну: «Это он когда еще парнем был, шибко любил эту песню». Скупо, без особых подробностей повест­ вуется о гибели жены Попова, ни слова будто нет о переживаниях Сергея Федоро­ вича, но читатель-то хорошо чувствует си­ лу утраты: «Схоронил ее, притих. Не шумел больше по деревне, ни с кем не ругался». Столь же лаконичен В. Шукшин при рас­ крытии судеб Яши Горячего, Николая Коло- кольникова, несколько подробнее и обстоя­ тельнее выписан характер кузнеца Феди Байкалова. Но за каждой такой судьбой стоит очень многое, что делает таких геро­ ев близкими мироощущению писателя, а это определяет глубоко «личную» интона­ цию повествования. Интересен в этом отношении образ Кузь­ мы. Приехав вместе со своим дядей Васи­ лием Платоновичем из города, он вначале наблюдает жизнь людей, его окружающих, как будто бы со стороны, издалека, что оп­ ределяет и некоторую авторскую сдержан­ ность по отношению к нему. Кузьма отнюдь не запоминается мгновенно, как многие другие персонажи романа. Он проходит не­ малый и нелегкий путь, все больше и боль­ ше постигая бесхитростную и, вместе с тем, столь содержательную жизнь людей, став­ ших для него теперь односельчанами. За­ хватывают его песни, они вдруг помогают ему многое обнаружить, понять в этих лю­ дях, в их труде. Сенокосная пора оборачи­ вается для него теперь не только нелегкой работой, он чувствует и огромную значи­ мость этого дела, и его прелесть, поэтич­ ность, которые чем-то сродни песне. Сов­ сем по-иному зазвучали и страницы книги, посвященные Кузьме, все щедрее приот­ крывает нам автор внутренний мир своего героя, личное, авторское дыхание не­ вольно как-то оживляет этот образ. Словом, найдем мы немало страниц уже в романе «Любавины», которые подтверж­ дают мысль о серьезной значимости лири­ ческого начала, об активном вхождении ав­ торского «я», о сближении его с героями повествования. Роман «Я пришел дать вам волю» сильно способствовал расширению самого понятия «исторический роман» во многом благода­ ря необычайной слитности, единству раз­ мышлений и мучительных поисков автора и главного героя произведения. Необычайно многогранна и широка нату­ ра Степана Разина. Прежде всего он — за­ щитник угнетенных и обездоленных. «Мне — кто обижен, тот свой»,— говорит Разин. Потому-то и идут под знамена ата­ мана тысячи и тысячи, что он «попрал страх и рабство» перед боярами. Но нередко сшибается широкая и поэтичная натура Разина с мыслями трудными, неразреши­ мыми. То он не понимал, почему царь — царь, негодовал и злился на людей, кото­ рые могут быть рабами и в то же время — жить, смеяться, рожать детей. Мучительно, до боли в сердце, ищет Ра- і зин путей к свободе, воле для всех. Далеко не всегда знает, что и как нужно делать для достижения этой высокой цели, но прирожденный талант предводителя выво­ дит его из самых трудных ситуаций: «Он умел в минуту нужную — скомкать себя, как бороду в кулаке, так, что даже не вери­ лось, что это он только что ходуном ходил. И даже когда он бывал пьян, он и тогда мог вдруг как бы вовсе отрезветь и так вскицуть глаза, так посмотреть, что мно­ гим не по себе становилось...» И вдруг врывается в это довольно раз­ меренное повествование взволнованный и восхищенный авторский голос: «Какую, од­ нако, надо нечеловеческую силу, чтобы вот так — ни на миг — не выпускать никого из- под своей воли и внимания, чтобы разом и