Сибирские огни, 1981, № 8

90 БОРИС ЛАПИН хотя подругой осталась. В некий памятный день, когда ей особенно осточертели фа­ нерные переборки, она произнесла знаменательную фразу: «К черту порядочность, жизнь проходиті» — и вместе с сынишкой перебралась к одному влиятельному чело­ веку, который ради ее белокурых локонов и застенчивой улыбки написал ей' диссер­ тацию. На память от него осталась у Мариши дочка. Но чтобы эту диссертацию защи­ тить, пришлось бедной Марише перекочевать к еще одному влиятельному человеку. От него* остались, кандидатские корочки и еще одна дочка. Те, кто помог Марише переехать в трехкомнатную квартиру и приобрести «Москвич», особой памяти о себе не оставили. Теперь Марина Викторовна живет полновесной жизнью: и карьеру успешно дела­ ет, и культурный уровень повышает, и дом ведет вполне прилично, и троих детей вос­ питывает, и еще ухитряется регулярно влюбляться. Но как-то ,уж слишом все это сва­ лено у нее в кучу: родительские собрания и косметические кабинеты, супермодные кофточки и суповые наборы, общественная работа в товарищеском суде и мимолетные интрижки с «нужными людьми». Однако сама Марина Викторовна считает себя женщи­ ной современной и, пожалуй, счастлива. Во всяком случае, многие ей завидуют. Да и есть чему: иметь троих детей — и вести столь активный образ жизни! Поди попробуй. Впрочем, в наши бурные времена рискованно судить кого-либо, каждый живет по своему разумению. Странно только, что и на тех, кто «скооперировался» махнуть вмес­ те к морю, и на тех, кто трудно идет навстречу друг другу долгих пятнадцать лет, смотрят одинаково. И то, и это называют человеки туманным словом любовь. Вот и Званцев был уверен, что у него тоже любовь. Неудачная, неразделенная, не­ современная, но любовь — со всеми ее радостями и горестями. И чего там больше, радостей или горестей, он не знал и не мерял, да и при всем желании не смог бы изме­ рить, потому что горести приходили и уходили, а радость оставалась, сплошная, огром­ ная, и не будь ее, он наверняка счел бы свою жизнь, такую наполненную работой, ус­ пехами, путешествиями, друзьями, книгами и музыкой,— просто несостоявшейся. К счастью, она была, эта радость — в лице Веры Владимировны. И была рядом. И нуждалась в нем. И позволяла ему быть рядом, при ней. А это было не так уж мало. Отношения их стабилизировались — если можно назвать отношениями то, что про­ исходило между ними, и если позволительно говорить о какой-то стабильности, когда все держится на волоске! Во всяком случае, теперь Званцев не только обеспечивал дрова, но и покупал Танче лыжи и велосипеды, сапожки и плащи, штормовки и палат­ ки, потому что росла Танча как на дрожжах и увлекалась всеми видами спорта, а маме ее иногда дарил янтарь, или недорогой перстень из благородного камня, или тяжелые сердоликовые бусы (в отличие от всех прочих женщин она любила камень и презирала золото, что особенно восхищало его). В остальном же каждый из них как бы удержи­ вал завоеванные позиции, не помышляя ни о новом наступлении, ни об укреплении обороны, и лишь раз-два в году происходило у них бурное объяснение со слезами, упреками, извинениями и утешениями, и Вера Владимировна отчитывала Званцева'за посягательство на ее независимость, а после плакала у него на плече и умоляла не оставлять ее. В одно из таких объяснений, когда оба в голос заклинали друг друга не бросать их, и не принимать упреков близко к сердцу, и простить за все, за все,— а шторы на окне были спущены, и бутылка отличного вина стояла почти нетронутой, и Танча была в лагере, и все легко и естественно могло бы выясниться и уладиться само собою,— Званцев увидел вдруг эту сцену чужим сторонним глазом, и даже его испытанное долготерпение не выдержало, он психанул, наговорил дерзостей и хлопнул дверью, решив никогда больше не возвращаться сюда и немедля жениться на первой же по­ павшейся нормальной бабе. Первой попавшейся оказалась московская референтна, женщина красивая, хваткая и властная, судя по всему, имевшая опыт по части замужеств, и она, угадав тайные намерения перспективного профессора из глубинки, вмиг вцепилась в него и навяза­ ла бурный роман. Бурный в прологе, интригующий в первой части, монотонный в се­ редке и нестерпимо нудный к концу полуторамесячной командировки. Бесспорно, да­ мочка не лишена была обаяния, может быть, отчасти натренированного, и вполне иск