Сибирские огни, 1981, № 8
74 АННА ТИМОФЕЕВА вые, истерзанные голодом, холодом, недосыпанием, мы пытались вы браться из лазарета, но тщетно. И вот в лазарете появились Вы, Чахер,—немец, капрал, охранник, переводчик. Прекратились ночные посещения фашистских палачей. Прекратились «опыты». Помещение лазарета стало немного отапливать ся. Появились первые выздоровевшие и первые побеги. С Вашим личным участием, Чахер, разрабатывались и готовились групповые и одиноч ные побеги. Вы сами разведывали места возможных подкопов и про ходов для беглецов, отвлекали охрану, когда совершался побег. По на циональности я еврей, а, как Вы знаете, в лагере комиссаров и евреев уничтожали нещадно. Меня гестапо как смертника отправило на ка менный карьер: там — мучительная гибель. Вы, Чахер, с доктором Си няковым сумели перевести меня в лазарет и списать в умершие. Днем я прятался за спины раненых на верхних нарах, а ночью ходил по ба раку — «отдыхал». Только Вам и Георгию Федоровичу я обязан своим спасением от неминуемой смерти. Низко Вам кланяюсь и говорю — до встречи после Победы у меня дома в Москве». Все три письма датированы 7 июля 1943 года. Меня же в лагерь привезли в первых числах сентября 1944 года. Значит, Чахера уже в лагере не было, и мои документы хранил кто-то другой. При новой встрече с доктором Синяковым я сказала ему об этом и спросила: — Кто же хранил? — Леня-комсомолец! — сказал Георгий Федорович. — Как фамилия Лени? — спросила я. — Не знаю! Все его в лагере звали Леней-комсомольцем. Я разыскала многих бывших узников Кюстринского лагеря, и ни кто не знал фамилии Лени-комсомольца... Будучи в Югославии с делегацией Комитета ветеранов войны, воз главляемой маршалом Тимошенко, я встретилась в Загребе с бывшим узником Кюстринского лагеря «ЗЦ» фармацевтом Жарко Иереничем. Мы долго разговаривали с ним, вспоминали. И вот Жарко достает из кармана и показывает мне маленькую, желтую от времени, плохого качества фотографию. На фоне аптечных банок сидит Иеренич, худой- худой, а сзади него стоит паренек. Я спросила: — Кто это? Иеренич ответил: — Леня Крылов! Комсомолец! Вот там, наверху, куда немцы не лазили, он хранил какие-то документы в банке с ядом.—Перевернула я фотографию и с трудом прочитала уже изрядно стершиеся буквы: «Алексей Кузьмич Крылов, село Юрьевка, Приморского района, Запо рожской области». А когда приехала домой, тут же написала письмо в Юрьевку. От вет пришел не сразу, потому что Алексей Кузьмич жил и работал фельдшером в соседнем селе. И вот получаю ответ от Лени-комсомольца: «Мне живо представляется каменный, холодный каземат для оди ночного заключения, где находились Вы, будучи тяжело больной, и методы лечения ваших ран... Я вспомнил, как хранил Ваш партбилет и боевые награды... После освобождения я их отдал Георгию Федоро вичу Синякову. Если знаете, где проживает этот замечательный патри от, пришлите мне его адрес...» Нашла я и профессора Павле Трпинаца. Он живет у себя на роди не, в Югославии. Заведует кафедрой биохимии Белградского универ ситета. За плодотворную работу награжден орденом. И наше, Совет ское правительство, тоже наградило гражданина Югославии Павле
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2