Сибирские огни, 1981, № 8
70 АННА ТИМОФЕЕВА зов, англичан и американцев, которым разрешались передачи посылок Международного Красного Креста. А сейчас доктор Синяков осматривал меня, осматривал молча, по тому что говорить ему запретил фельдфебель, но по его глазам и рукам я поняла, что передо мной добрый человек. Мало-помалу я стала поправляться. И тут ко мне начали подсы лать провокаторов, изменников Родины. Однажды пожаловал и сам главный эсэсовец, прилично говоривший по-русски. — Гниешь, девочка? — спросил с наглой усмешкой. Я молча отвер нулась к стене. Эсэсовец ручкой резиновой плетки постучал по моему плечу: — О, я не сержусь, детка! Мы уважаем сильных.—И, помолчав, добавил: — Твое слово, и — завтра будешь в лучшем госпитале Берли на, а послезавтра о тебе заговорят все газеты рейха, ну! — Эх, звери! Человек, можно сказать, при смерти, а у вас только одно на уме,—послышался злой голос Юлии. — Молчать, русская свинья! — взорвался эсэсовец. — Сам ты свинья немецкая! — не выдержала Юлия. — Сгною! — завопил гитлеровец и выбежал из камеры. Позднее к нам зашел Георгий Федорович. Я рассказала ему о по сещении эсэсовца. — С врагом надо хитрить, а вы вели себя как несмышленыши. Не скрою, вам не поздоровится. — В моем сапоге тайник,—призналась я Синякову.—Спрячьте партбилет и ордена. Если вернетесь на Родину, передайте кому сле дует... Синяков ушел. Вечером явились два немца и увели Юлию. Отстра нили от меня Синякова и'Трпинаца. Теперь меня перевязывал какой-то очень неприятный тип с черными глазами плута или разбойника. Но лагерное вече действовало. Каким-то чудом мне передали пайку хлеба с запиской внутри: «Держись, сестренка!». Пайка хлеба! Кусочек в двести граммов эрзац-хлеба и литр супа из неочищенной и плохо промытой брюквы с добавлением дрожжей — суточная норма питания советских пленных в лагере «ЗЦ». И вот изго лодавшийся человек, доведенный до дистрофии, пересылает свою пайку хлеба мне... В один из тяжелых дней одиночного заключения мое внимание привлек высокий худой, лет семнадцати, часовой. Он находился в карау ле уже не первый день и каждый раз с нескрываемым любопытством всматривался в «летающую ведьму». Вижу, часовой хочет заговорить со мной, но не решается. Озираясь на дверь, он достал из кармана сверток, вынул кусок пирога, шагнул к нарам, проворно положил на мою грудь, улыбнулся. — Витте эссен, русише фрау! — ласково сказал солдат, становясь на свое место.—Витте! — Убери! Мне не надо вашего! — больше знаками, чем словами, сказала я. — Найн, найн! Их ист фашистен нихт! — воскликнул часовой и то ропливо начал объяснять, что приехала из деревни мать, привезла го стинцы. Солдат рассказал матери, кого он охраняет в лагере. Мать, ви димо, посочувствовала моему горю, возможно, вспомнила о своих детях, велела сыну передать мне символ жизни — хлеб. В последний день января 1945 года танкисты майора Ильина из 5-й ударной армии освободили проклятый лагерь «ЗЦ».» Но не все узни ки обрели свободу. За два дня до прихода наших эсэсовцы выгнали из бараков всех, кто мог стоять на ногах, построили в колонны и, окружив овчарками, по гнали под конвоем на запад.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2