Сибирские огни, 1981, № 8

ДЕРЖИСЬ, СЕСТРЕНКА! 47 право. Нужно, чтобы полетели летчики, твердо верящие в то, что вы­ полнят задание и вернутся с победой на свой аэродром. 26 мая, едва порозовел восток, мы на полуторке ехали на аэро­ дром. Михаил Николаевич Козин, наш «Батя», всегда веселый, общи­ тельный, был мрачнее тучи. Не то сердился, что ему не разрешили ле­ теть, не то переживал за нас. А летчики? Каково было у них настроение перед заданием? Я хорошо знала их всех, в бою до безрассудства смелых, а сейчас таких обыкновенных и немножко смешных, напоминающих моих братьев. Взять Ржевского, который возится сейчас с котенком, своей но­ вой причудой — «талисманом», не желавшим сидеть за пазухой кожа­ ного пальто своего хозяина. Брат Егор, помню я, тоже очень любил животных. Мама, бывало, находила спрятанных под кухонным столом или кроватью котят, ще­ нят с плошкой молока. Находила тогда, когда те, поев и поспав, начи­ нали отчаянно мяукать или лаять. Мама гневалась и все грозилась по­ бить Егора, да так и не собралась. Вырос парень, пошел в армию, а тут войн'а. И не вернулся, погиб. Коля Пахомов затянул свою любимую: Встань, казачка молодая, у плетня, Проводи меня до солнышка в поход... Толя Бугров о чем-то возбужденно рассказывал Валентину Вах- рамову, и оба хохотали, как дети. Чему-то улыбались голубые глаза Миши Бердашкевича, на его ранее красивом лице много рубцов от ожогов. Может, он вспомнил, как удрал из госпиталя в свой полк... в госпитальной одежде? О чем-то задумйлся Тасец — грек по национальности. Размышля­ ет, поди, как лучше зайти на цель, эффективен ли «круг» с оттягива­ нием на свою территорию при атаках фашистских истребителей. Тасец у нас большой теоретик. Впрочем, и практик отличный. Командир нашей третьей эскадрильи Семен Андрианов обнял пра­ вой рукой комэска второй — Бориса Страхова, и они молча глядят в даль кубанской степи, ожившей после долгой зимы. Двадцатилетние комэски старались казаться степенными, напускали на себя строгость. Андрианов завел трубку и ходил, не выпуская ее изо рта, даже при разговоре, только чуточку передвинет ее в уголок губ. Заместитель комэска третьей эскадрильи Филипп Пашков всячески оберегает меня от толчков на ухабах, попутно рассказывая о родном городе Пензе, о матери, сестрах и отце старом коммунисте, погибшем от кулацкой пули. — Вот война кончится, давай поедем в Пензу, покажу тебе дома- музеи Радищева, Белинского, знаменитые лермонтовские «Тарханы» Куприн тоже наш, пензенский. А какой у нас лес! Сколько грибов, ягод! Попадаются такие полянки, что рыжики можно косить. Ох и вкусно их мама готовит. Поедешь? Да? Почему-то он называет меня всегда не по имени, фамилии, званию или должности, а — станишница. — Ну, станишница, как дела? — спросит обычно. Однажды (как много этих однажды) Пашков полетел на разведку и фотографирование аэродрома в тыл врага. Его сопровождали истре­ бители. На обратном пути, после выполнения задания, встретились «мессершмитты». Шесть против наших двух «ЛАГГ-3» и одного штур­ мовика. Завязался бой. Ведущий истребителей прикрытия передал Пашкову, чтобы он «топал» домой, а они займутся «худыми» — так летчики наши прозвали «МЕ-109» за его тонкий фюзеляж. И вдруг