Сибирские огни, 1981, № 8

36 АННА ТИМОФЕЕВА сантиметров. Далеко выступающий вперед кабины острый капот мо­ тора с конусообразным обтекателем винта придает самолету стреми­ тельный и даже хищный вид. Из передней кромки крыльев угрожающе смотрят две скорострельных пушки и два пулемета. Под крыльями при­ креплено восемь металлических реек — направляющие для реактивных снарядов — «эрэсов». В центроплане четыре бомбоотсека. В них, да еще под фюзеляжем, можно подвесить шесть стокилограммовых бомб. Мотор, бензобаки, кабина летчика и другие уязвимые части самолета одеты в броню. Соты масляного радиатора под мотором можно было прикрыть из кабины стальной заслонкой во время атаки, чтобы не про­ било осколками. По существу это был летающий танк. Скорость у земли «ИЛ-2» раз­ вивал свыше 400 километров, при дальности полета — 800 км. «ИЛу» не был страшен ни ружейный и пулеметный огонь, ни осколки зенитных снарядов. Только прямое попадание орудийных снарядов могло вывести штурмовик из строя. Первый в мире бронированный самолет. — Вот это да! — восклицает кто-то из нас. «Красотища и мощь невиданная»,—думаю я и поглаживаю крыло «ИЛа». Двое суток дали нам на изучение материальной части штурмовика, а потом — экзамен старшему инженеру полка Куделину. Распределили всех вновь прибывших, я попала в 3-ю эскадрилью. Батальонный комиссар Игнашов — заместитель командира полка по политической части вызвал нас, вновь прибывших летчиков, на собесе­ дование. Я не знаю, о чем он говорил с моими товарищами, но меня удивил вопросом: — Зачем вам подвергать себя смертельной опасности? — Сразу уж и смертельной? — недовольно буркнула я. А комиссар продолжал: — Штурмовик — это слишком тяжело для женщины, да и учтите — потери наши великоваты. Скажу вам по секрету,—продолжал комис­ сар,-^ что в последних боях над поселком Гизель мы потеряли почти всех летчиков. Как видите, победа под Орджоникидзе далась нам нелегко. Хо­ тя наш самолет и бронированный, а летчиков в бою на нем гибнет больше, чем на любом другом самолете нашей авиации. Подумайте хорошенько и возвращайтесь обратно в УТАП, там, я слышал, вас ос­ тавляли в должности летчика-инструктора. Штурмовик не подходит женщине. — А что же подходит женщине на войне, товарищ комиссар? — с вызовом спросила я,—Санинструктором? Сверх сил, напрягаясь, тащить с поля боя по снегу раненого? Или снайпером? Часами, в любую погоду, выслеживать из укрытия врагов. Или легче врачом? Принимать раненых, оперировать под бомбежками и, видя страдания и смерть людей стра­ дать самой. Или легче быть заброшенной в тыл врага с рацией? А может быть, для женщин легче всего сейчас в тылу? Плавить металл выра­ щивать хлеб, воспитывать детей, ждать писем и получать похоронки на мужей, отцов, братьев, сыновей? Мне кажется,—уже потише заговорила я,—не надо делать разницу между мужчиной и женщиной, пока не очи­ стим нашу Родину от гитлеровцев. — Вот и у меня такая же сумасбродная дочь. Работала в тылу в госпитале врачом, так нет, ей нужно обязательно на фронт, на передо­ вую. Сейчас где-то под Сталинградом. Писем давно нет ни жене ни мне Особенно жена страдает. Одна осталась... А вы домой пишете пись­ ма? — Игнашов достал из кармана какие-то таблетки. Я сейчас только разглядела, какой он больной. Под глазами мешки губы синие и бледное, немного опухшее лицо. Петлички на гимнастерке* армейские, а не голубые авиационные. у