Сибирские огни, 1981, № 8

184 действенность и активность определяется в' конечном счете идейной направленно­ стью. Понятие ответственности мемуари­ ста неразрывно с понятиями объективно­ сти и моральной чистоты, искренности и заинтересованности в правде изображае­ мого опять-таки во имя целей, какие ав­ тор сознательно перед собою ставит. Внешне, судя по предисловию «от ав­ тора», Марк Юдалевич, написавший «рас­ сказы-воспоминания», руководствовался двумя положениями: — История литературы — не эстафета классиков, потому что без малого не бы­ вает большого... — Нельзя серьезно изучать литературу, не учитывая тех процессов, которые про­ исходят на периферии... Однако эти положения, помимо прямо­ го литературоведческого назначения, име­ ют и свой глубинный подтекст. Практи­ чески, в книге все пронизано любовью к краю и к его людям, широким представ­ лениям о границах нашей деятельности и в территориальном смысле и во времен­ ном. Человеку небезразлично, где он жи­ вет. А прошлое для мемуариста неотде­ лимо от настоящего, имеет равновеликую цену, поскольку это и его прошлое. Пи­ сатель рассказывает о литературной жиз­ ни Алтая, а па ходу чтения книги выясня­ ется, что изображена и «литературная», и «общая» наша жизнь и касается автор не одной периферии. Прежде всего обна­ ружилось, что литературная жизнь Алтая, например, не была да ,и не могла быть отделена глухой стеной от литературной и всякой иной жизни всей России. Писа­ тели-сибиряки учились в столице, печата­ лись в центральных издательствах, в газе­ тах и журналах. В Сибирь немало при­ езжало писателей, особенно когда на том же Алтае происходили важные события. К тому же, Сибирь все чаще и чаще за­ являла о себе выдающимися талантами, ставшими всесоюзно известными. Но дело не только в этом. А в том еще, что всех нас, родившихся в первые деся­ тилетия XX века, по-особенному объеди­ нила война. И что бы мы ни делали в Свои юношеские и зрелые годы, все так или иначе было подчинено войне, потому представляется ныне и значительным, и непреходящим. Книга М. Юдалевича не случайно названа «Однополчане», ]и не случайно в ней такое место занимают люди, прошедшие по трудным дорогам войны. Да, может, «лобастые мальчики рево­ люции» — Николай Копыльцев, Иосиф Ливѳртовский и Георгий Суворов — как поэты не успели реализовать всех своих возможностей, как не успели это Павел Коган, Михаил Кульчицкий, Николай Май­ оров. Однако все то, что делается сейчас по собиранию и сохранению их произве­ дений, писем, воспоминаний о них, что уже собрано и сохранено, свидетельству­ ет — это важная страница нашей истории вообще и поэтической в частности, пото­ му что эти поэты продемонстрировали единство слова и дела в решающий пе­ у к н и ж н о й п о л к и риод в жизни всего советского народа. Сам участник войны М. Юдалевич выпол­ нял свой долг перед памятью своих дру- зей-сверстников, он сосредоточил наше внимание не на том, как они хорошо пи­ сали,— начинали же молодые поэты в са­ мом деле хорошо,— а на том, как они жили, какими человеческими качествами обладали и как эти их качества — патри­ отов, гуманистов, интернационалистов — отражались в их стихах, обусловливали их поведение. И закономерно, что главы о поэтах, погибших на войне, перекликают­ ся с очерками о писателях, вернувшихся с фронта,— Н. Г. Дворцове и И. А. Жоло­ бове. Они стали писателями после войны. Но, может быть, потому и стали ими, что их переполняло пережитое... Их книги, непритязательные по форме, но искренние и. волнующие, говорят нам сегодня, что где бы ни был советский солдат — в рядах ли армии, в партизанах, в плену,— он сражается до последнего. В кратких очерках о Н. Дворцове и И. Жо­ лобове М. Юдалевич стремился к рас­ крытию их человеческой сути, и это ему удалось, хотя, казалось бы, суть эта лег­ ко обнаруживается в книгах самих писа­ телей. В том-то и дело, что иначе и под другим углом зрения. Пусть кратко, пото­ му несколько схематично, но перед нами проходит не часть жизни человека, а те­ перь уже целая его жизнь, тем самым высвечиваются такие его черты, которые определяют в конечном счете характер всего поколения защитников Отчизны. Вообще, рассказывая о писателе, труд­ но н е ,касаться его произведений. Случа­ ется, что эти рассказы превращаются в характеристику всего его творчества. Так поступает и М. Юдалевич, когда создает свои «портреты» Ивана Фролова, Ильи Мухачева или Бориса Каурова. Создавая образ поэта Ивана Фролова, М. Юдале­ вич прослеживает его творческий путь. Он ценит первую книгу И. Фролова «Моя Кулунда», отмечает ее своеобразие, а за­ тем высказывает существенные замеча­ ния о последующих его книгах. В них по­ эт оторвался от «реальных противоречий» деревни, не заметил главных процессов, определявших ее будущее. Об Илье Му- хачеве известны и статьи, и воспомина­ ния. Но страницы записей М. Юдалевича о поэте имеют свою ценность, потому что они говорят впрямую об эстетических взглядах Ильи Андреевича и о его само­ оценке. И. Мухачев, безусловно, скромен, что отмечалось и другими мемуаристами, здесь же говорится о предельной высоте требований поэта к поэзии, кем бы она ни создавалась. «Вот человек,— размыш­ ляет он, по свидетельству М. Юдалеви­ ча,— купил мою книжку и, предположим такой редкий случай, читает. Провел не­ сколько часов. А ведь эти-то часы он мог за Лермонтовым провести...» Поэт трево­ жен, недоволен своей работой. А читате­ ля, ' возможно, неожиданно для поэта именно это недовольство, ,эта тревога и эта взыскательность, непременно отра-