Сибирские огни, 1981, № 8

182 У к н и ж н о й ПОЛКИ сильевны в тот день была «неадекватная реакция на окружающее». Причиной тому послужили обстоятельства, связанные с ее семейным неустроенным положением: учи­ тельница пожаловалась на сына — «предо­ ставлен самому себе», позвонила мать и возмущалась связью дочери с женатым человеком: «Что может быть унизительнее твоего положения? Он делает тебе подар­ ки, приносит духи, конфеты, даже колбасу, но зарплату несет в семьюі» И не спасают Лидию Васильевну ее рассуждения о сча­ стье любить и быть любимой, которое до­ роге видимости благополучия в семьях, где нет истинной любви. Не спасает и поза гордой независимости от людской молвы. Нет гармонии, нет уверенности в душе. Единственный выход — разойтись. Серьез­ но и честно: «Сейчас поехать к нему и всему положить предел, и жить одной, и работать, работать — руки снова обретут твердость, и не станет она ни на кого огля­ дываться, и будет у нее маленькая, но на­ дежная семья — она и Никита...» Так ду­ мает героиня, так, очевидно, она и посту­ пит, но... плачет. Плачет и плачет. Не может быть полноты человеческого счастья без хорошей дружной семьи, осно­ ванной на любви,— таков вывод из пове­ сти. И будь проклято все, что мешает жен­ щине соединить свою судьбу с любимым. Будь прокляты войны, приводящие к «де- формированности возрастной пирамиды», когда уже в момент рождения девочек ясно, что многие из них никогда не станут женами... Просто их женихи не родились. Что же делать таким неудачницам? Им ос­ тается только быть «и самостоятельными, и сильными!.. И выдерживать все: работу, страдания, нарекания, одиночество...» Но чего зто стоит, мы видим на примере ге­ роини и на примере судьбы еще одной пары — Ирины и Азарова. Правда, появ­ ляются они в поле зрения читателя почти что под самый финал повести, и потому образы их только намечены, контурно на­ бросаны, но, как видно, писательницу ни­ сколько не заботят классические принципы композиции. Ей, подобно представителям импрессионистической школы живописи, вовсе необязательно прописывать детали — важно передать во всей полноте впечат­ ление, общее настроение для восприятия всего замысла. Азаров, не пожелавший по­ рвать с женой ради другой, более сильной привязанности, несмотря на всю видимость достигнутого благополучия, не в силах пре­ возмочь незатихающую боль разлуки. Как только выбирается свободное время, он едет к морю на место последнего свидания с Ириной и «бродит, как неприкаянный...» Будь прокляты все условности, мешающие людям быть счастливыми! Таков оконча­ тельный вывод, который можно сделать из повести, хотя он и не звучит так катего­ рично и так однозначно: многое автор оставляет для читательского домысла. Новая книга М. Назаренко, несмотря на различие жизненного материала, положен­ ного в основу двух повестей, едина в сво- ем устремлении к гармонии человеческого бытия, исполнена чувства тревоги за досто­ инство и полноту духовной жизни своих героев. Л. АЛТАЕВ Ю. Магалиф. Монолог. Стихи. Новосибирск, Зап.-Сиб. кн. изд-во, 1980. Первая книга стихов Ю. Магалифа скла­ дывалась долго, несуетно и издана в канун его шестидесятилетия. Обращение к сти­ хам вызвано, вероятно, стремлением из­ вестного прозаика выразить те свои мысли и чувства, которые не адекватны прозаи­ ческой форме. Чем же интересен этот поэтический сборник? Какими чувствами и мыслями ис­ полнен монолог автора? Лирический герой стихотворений Ю. Ма­ галифа — представитель художественной интеллигенции того поколения, на долю которого выпали трудные испытания века, но которое «Прошло свою дистанцию до­ стойно, как подобает тем, кто впереди». Поэт не стремится противопоставить муд­ рость старших неопытности молодых. Он утверждает, что «жизнь в пространных связях круговых» подчинена единому Вре­ мени, в ней все взаимосвязано. «Мы все в родстве с Великим Временем»,— говорит он в поэме «Дальняя дистанция». Безраз­ лично, стар ты или молод, ты — «времени частица». С пониманием видит поэт, как мир ме­ няется, обновляется, как во все ускоряю­ щемся ритме городов «поет бесстрашно юность . про войну,— про Сталинград, про санитарный поезд, про черных похоронок белизну»... Но только созерцать и не думать, не тревожиться, не помнить о своей ответ­ ственности за жизнь на земле — человек не может... Незабываемы раны той «жут­ кой эпохи», когда только в одном Освен­ циме были «убиты порошком белесым че­ тыре миллиона человек». В стихотворении «Каролинка» опять звучит всесильная тема Времени, которое учит подходить к собы­ тиям жизни» с мерой правды и доброты, учит любить жизнь — главную, величай­ шую ценность! Устами поляка, на руке ко­ торого выжжен номер концлагеря, поэт говорит: Все ПОМНЮ Я . Но К ІК И ЗН И это, простите, отношенья не имеет. Благодаря иным воспоминаньям я до сих пор держусь на этом свете! ...Я много думаю и много думал о времени минувшем и грядущем. Что говорить — нам было нелегко. Но годы те. простите,— не эпоха. Эпоха — это весь двадцатый век, где против варварства и людобойства идет и доброта, и справедливость.... Время в стихах Ю. Магалифа, словно жи­ вое существо, присутствует постоянно, свя. зуя прожитое и настоящее, то продлеваясь в «Летящей Минуте», то персонифицируясь в неумолимого фонарщика («Романтика»), то застывая в зеркалах памяти («Монолог»), Время бешено скачет в поэме «Дальняя дистанция», бессильным прахом лежит под