Сибирские огни, 1981, № 8
16 АННА ТИМОФЕЕВА ным движением беру ручку на себя. Самолет опускается на три точки возле посадочного «Т» и катится по земле. Когда самолет остановился, Лебедев приказал мне оставаться в ка бине, а сам вылез и что-то сказал Мироевскому. Тот громко крикнул, чтобы принесли мешок с песком и положили в кабину на инструктор ское место. — Полетите самостоятельно, делайте все так, как сейчас выполняли с начлетом,—сказал мне инструктор. У меня сразу пересохло во рту и вспотели ладони. Но я только шмы гаю носом и раньше времени натягиваю на глаза летные очки. А Мироевский с техником привязывает к сиденью мешок с песком и приговаривает: — Слетай вместо меня с Егоровой, хватит ей со мной бензин жечь. Он провожает меня до линии исполнительного старта, держась за дужку левбго крыла. Старт дан, и я взлетаю на выбранный заранее ориентир, стараясь не отклониться в сторону и выдержать самолет над землей до положенной скорости. Набрав 300 метров высоты и убедившись, что все идет хорошо, за глядываю в первую кабину, чтобы удостовериться еще раз, что лечу одна. Радости моей нет предела, я начинаю петь, потом что-то кричу. Но вот четвертый разворот. Захожу на посадку и вижу у «Т» много людей вместо одного финишера. Стараюсь, очень стараюсь посадить самолет как можно точнее, и мне это удается. Когда подруливаю к старту, подходит Мироевский, коротко и сдер жанно говорит: — Хорошо, вделайте еще один полет по кругу.—И отходит. Длинная, худая его фигура еще больше выпрямляется, красивая го лова приподнята чуть-чуть выше обычного, а глаза горят, выдавая счастье. Ведь я первый его учлет, вылетевший самостоятельно. Несколько лет спустя, когда сама работала инструктором-летчиком, я поняла сдержанность Мироевского и подражала ему во всем. Взмах белого флажка, взлет разрешен. Даю полный газ, и самолет снова в воздухе. К концу июня, когда все уже стали летать самостоятельно, нам предложили взять на работе отпуска и выехать в лагерь, на аэродром. Полученные за отпуск деньги я почти все отправила маме в дерев ню, написав в письме, что еду на все готовое и деньги мне совсем не нужны. В лагере царил армейский порядок. Подъем, физзарядка, уборка палаток, завтрак, если полеты во вторую смену; ну, а если в первую, то вставали затемно и полеты начинали с зорькой. Отработав полеты по кругу, приступили к высшему пилотажу. Изучали парашютное дело. Каждый должен был совершить прыжок. Однажды, когда мы шли со старта строем, кто-то из ребят крикнул: — Смотрите-ка, что это в девчачьей палатке іфасное? Подойдя ближе, я увидела, что моя «армейская» койка застелена сверху роскошным стеганым красным одеялом, а рядом на табуретке си дит мама. — Братцы, приданое! —И все дружно захохотали, но, заметив маму, замолчали, прошли мимо, чеканя шаг. Мне старшина разрешил выйти из строя. Наспех поздоровавшись с мамой, я выпалила: — Ну, зачем ты привезла одеяло? На позор? На смех людям?
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2