Сибирские огни, 1981, № 8
> «КАК Я ВСТАНУ ПЕРЕД МИРОМ?» лища подпоясались, натянули рукавицы,— ни в одной истории не написано...» Примерно такая же смесь чувств овла девает и автором «Железного потока», ког да он живописует лобовую .атаку армии Кожуха, в рядах которой бегут с кольем старики и бабы, сравнивая огромную ору щую толпу с «неведомой сатанинской си лой». Сатанинская сила! Казалось бы, ничто идеальное, возвышенное не устоит перед этим эмпирическим образом, запечатлев шим кровь и ужас. А чего стоит в своей грубой правде сцена крестьянского бунта 'в романе А. Веселого: «Всю ночь над церковной площадью ка чались саженнйе костры: жгли волостную библиотеку и дела Совета. Шайками шля лись по селу, вылавливали своих коммуни стов и комбедчиков. Степку Ежика пойма ли на гумнах и убили. Карпуху Хохленкова оторвали от жены с постели, вывели во двор и убили. Конного пастуха Сучкова, за хлестнув за шею вожжами, макали в про рубь, пока он не испустил дух. Сапожнику Пендяке наколотили на 1голову железный обруч. У него вывалились глаза. Акима Собакина нашли в погребе, в капустной ка душке. Дезертир Афоня Недоенный рубил его драгунской шашкой, ровно по грязи прутом шлепал, приговаривая: «Вот вам каклеты, а вот антрекот». Картины одна страшней другой. Но нор мальный человек, тем более нормальный крестьянин, не может долго жечь, враж довать, убивать. Простых людей тянет к земле, к работе, к дому. Состояние войны противно их природе. Мы видим, как ге рои книг неизменно попадают в полосу ус талости и образумления, рвутся к мирной, устойчивой жизни. И те, кто еще вчера безоглядно рубился, повинуясь инстинкту крови, сегодня должны оглядеться, оду маться, сделать правильный выбор. Процесс образумления, возрождения в народной массе человеческих ценностей, порядка и справедливости, обновление прак тического смысла этих ценностей в ходе ре волюции, этот «почвенный», «подземный» процесс видится трудным, неоднозначным, не имеющим скорого, абсолютного и про стого завершения в обозримой действи тельности. Все основные герои советской классики — каждый по-своему — причаст ны к этой духовной ситуации. Неоценимую художественную роль приобретают здесь и персонажи второго плана: Анисья и Лату- гин у А. Толстого, Прохор Зыков и Дуня- ша у Шолохова, боец Фролов у Фадеева и так далее. Народ, крестьянская среда, масса чуж даются прежде всего разного рода прагма тических крайностей, болезненно реагиру ют на все искусственное, фальшивое, са мочинное, ущемляющее, порой бурно взры ваются, хватая в свою очередь, через край, то и дело теряя твердые социальные ори. ейтиры. Тогда выходят на простор Сороки ны, махно и леоны черные, и не всегда удается их быстро и легко угомонить, коли они успевают крепко, монопольно «осед 173 лать» события. Тут не только трагедия че ловека и народа, но и трагедия общества. Наиболее умные, трезвые, дальнозоркие из героев-большевиков. чутко ощущают пульс народной психологии, народную по требность в самодеятельной общности и пытаются учесть народные настроения в своих действиях. В романе А. Веселого председатель уко- ма Павел в самый опасный момент, когда вроде бы и оглянуться окрест нет времени, а надо держать палец на спусковом крюч ке,— убеждает соратников: «Не пори го рячку, Капустин... бить надо думаючи. Вос стание, несомненно, вдохновляется кулака ми... Куг^ік использует и свое влияние на дередню, и наши ошибки, но сам-то кулак прячется за широкую спину бедняка и се редняка... Направленный в гущу восстания, наш удар вызовет еще .большее озлобле ние в массе крестьянства и надолго поссо рит нас с деревней...» Еще красноречивее сцена у М. Шолохо ва, рисующая беседу Штокмана с подвод. чиком-старовером, который везет их в Усть-Хоперскую. Разговор заходит о причи нах волнений, и казак приводит пример ко миссара Малкина, позволяющего себе «смы вание над народом». Штокман хмурится и обещает проверить факты, а в случае их подтверждения наказать Малкина. Казак со мневается в этом обещании. Тогда Штокман подчеркивает: «Советская власть расправ ляется только с врагами и тех представи телей Советской власти, которые неспра ведливо Обижают трудовое население, мы беспощадно караем». Казак хитрит: мол, дай вам бог, пожи вем — увидим. А Штокман вскоре погибает от вражеской пули при попытке разагити ровать восставшую часть, поддавшуюся на контрреволюционную провокацию. Но дело таких, как Штокман, не пропало даром. Благодаря их героическим усилиям основная масса «трудового населения» по няла, что почем, пошла за Советской вла стью и тем самым предопределила исход гражданской войны. Народ повернул за сильными людьми, идущими отстаивать право трудящихся на землю и мир, создающими жизнеспособ ную государственность, защищающими ре альные, социально-исторические интересы народа. «Поверили, поверили... Простые серд цем...— бормочет Кузьма Кузьмич после допроса у Ивана Горы.— Поверили — силь ные люди всегда просты... В этом их сила». В эпоху революции, голода и разрухи на род выдвинул из своей среды простых и сильных людей, таких, как Гора и Чугай, Чапаев и Штокман, Кожух и Левинсон... Эти люди стали ведущими героями совет ской классики. Исторический и гуманистиче ский смысл их героизма, их драматических биографий выражен в авторском рассуж дении А. Толстого: «Загадкой казались ис точники воодушевления русского народа. Идеи всеобщего счастья и справедливого общественного порядка,— казалось бы, на всегда погребенные под грудами тел ми
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2