Сибирские огни, 1981, № 8

164 АЛЕКСАНДР ПАНКОВ шая нагрузка приходится на общую па­ мять, тем сильнее потребность перечитать знакомые страницы, еще и еще раз ос­ мыслить художественный опыт советской литературы, своеобразие ее героико-пат­ риотических открытий и традиций, ее гума­ нистического пафоса и гуманистических мотивов. Хочется привести в этой связи высказывание А. Толстого: «Искусство, ли­ тература — Это память эпохи. Люди, собы­ тия, дела проходят. Время стирает все. Искусство берет быстро текущий отрезок эпохи и создает из него нетленный кри­ сталл. Это культура». «Сотрясаемый ураганом войны, качался мир, от крови пьян». Этими строками от­ крывался роман А. Веселого «Россия, кровью умытая». Они могли бы, пожалуй, стать эпиграфом к любой из книг, расска­ зывающих о событиях той поры. Герои этих произведений попадают в ситуацию со­ циального хаоса, и это состояние мира на­ кладывает печать на их судьбы и поступки. Характерно, что, фиксируя начало исто­ рической драмы, многие писатели возвра­ щаются к 1914 году, к картинам первой ми­ ровой войны. Тот же А. Веселый с первых строк нагнетает экспрессивные детали, при­ званные передать атмосферу военных лет: «Аэропланы и цеппелины летели на запад и восток, летели на юг и на север... Серп войны пожинал колосья жизни». У А. Толстого и М. Шолохова первые части‘ их эпопей так же построены в зна. чителычой степени на материале первой мировой. Для обоих писателей первая мировая есть факт бессмысленный, противный здра­ вому смыслу простых людей и гибельный для них. Война разрушительна как мате­ риальная сила, но в не меньшей степени она разрушительна и как сила духовная, точнее — бездуховная. Она дает выход всем злым потенциям человеческой при­ роды, делает обычным явлением массовое убийство, пробуждает 8 людях нена­ висть, жестокосердие, равнодушие к чужой жизни. Враждующие правительства, в том числе царизм, надеялись при помощи войны от­ влечь народные массы от внутренних со­ циальных проблем й тем самым уйти от необходимости решительно преодолеть на­ зревшие общественные противоречия. Ис­ тория развенчала надежду царизма й пра­ вящих классов самосохраниться путем войны. Политические деятели, обрисованные на страницах романов А. Толстого и М. Шоло­ хова, пытаются подвести под военные ак­ ции идейную базу, взывают к патриотизму и справедливости. Но поскольку за их ло­ зунгами прячутся узкоклассовые, узкокор­ поративные интересы, все общие слова не­ избежно девальвируются в их устах, окра­ шиваются в' тона политической корысти, усугубляют античеловечность их усилий. Вначале этим политикам мнится, будто они властны над событиями. Увы, с каждым днем эта иллюзия меркнет, и они сами ра­ но или поздно становятся жертвами все­ общей бойни, как например, Николай Ива­ нович Смоковников у А. Толстого. На наших глазах этот говорливый чело­ век, типичный либерал, метящий в обще­ ственные деятели, взмывает по лестнице власти на волне революционных потрясе­ ний и оказывается смыт очередным вспле­ ском этой волны в тот миг, когда ему ка­ залось, что он, наконец, обрел реальную власть над людьми и событиями. Первая встреча лицом к лицу с солдатской массой стала для него роковой. Советская классика антиМилитаристична по своей сути. Она развенчивает и практи­ ку, и саму идею империалистической вой­ ны, которая развязана сильными мира из соображений политического эгоизма. Раз­ венчание военщины и политиканства опира­ ется в этих книгах на гуманистические ос­ нования. «Здесь кончалось все живое и че­ ловеческое. Каждому отводилось место в земле, в окопе. Здесь он спал, ел, давил вшей и до одури «хлестал» из винтовки в полосу дождевой мглы»,— писал А. Тол­ стой. Саркастически говорит писатель о попыт­ ках оправдать империалистическую тяжбу, подвести массовое взаимоистребление на­ родов под какие-то высокие категории: «К потом никогда никто не помнил, что де­ лалось там, в этих окопах. Когда хотели похвастаться геройскими подвигами,— как всажен был штык, как под ударом при­ клада хрястнула голова,— приходилось врать». Офицер Жадов — вскоре под влиянием войны он встанет на позиции сознательно­ го анархизма и бандитизма —1 высказыва­ ется на эту тему еще резче: «...есть често­ любцы и есть дураки, но героев нет». Что может быть большим отрицанием войны и лучшим доказательством ее бес­ смысленности, нежели отсутствие р ней ге­ роев?! И действительно, мы можем сегодня без труда назвать имена героев Отечест­ венной войны 1812 года и, конечно же, ге­ роев Великой Отечественной, но как-то не осталось в общей памяти героев первой мировой. А ведь были и на ней сильные, преданные Родине, мужественные люди. Нравственно - философские оценки пер­ вой мировой и ее воздействия на челове­ ка, особенно на человека из народа, яв­ ственно перекликаются у А. Толстого и М. Шолохова. Прежде всего это связано с освещением моральной проблемы «убить человека». Герои рассуждают, думают, спо­ рят: можно ли убить? нужно ли? кого, за что и как? У А. Толстого эга тема звучит преиму­ щественно в авторских размышлениях и в разговорах персонажей. У М. Шолохова она вписывается в изображение того, как по­ степенно грубеют герои на войне, Прежде всего это касается Григория Мелехова, ко­ торый болезненно проходит школу убий­ ства, привыкает мало-помалу к солдат­ скому ремеслу и через все свои скитания проносит на себе этот тяжкий груз.