Сибирские огни, 1981, № 8

МЕСЯІІ ОСЕННЕГО ГОНА МОРАЛОВ, ИЛИ... 155 ные суровые скалы. Здесь крылатой птице нелегко найти место для гнезда, здесь зве­ рям парнокопытным и зверям когтистым удобной тропы не найти. А между этими скалами, то ударяясь и разбиваясь об их острые ребра, то перепрыгивая с камня на камень, летят сумасшедшие реки Ал­ тая...» Впечатляющая картина! Но к ней хочется прибавить еще одну особенность алтай­ ского пейзажа. То тут, то там в долинах разбросаны небольшие конусообразные возвышения. Это — курганы. Какие тайны хранят они? Сколько народов проходило по цветущим тропам и оставило среди грандиозных горных цирков своих соро­ дичей? Один из курганов, не потревоженный человеком, раскопали археологи. Стоит он в долине Каракола, по-русски — Черной Реки. На его срезанной вершине растет тонкая стройная березка. Каким ветром занесло ее сюда? Археологи в кургане на­ шли богатое, царское захоронение. В гроб­ нице находилось все, что необходимо бы­ ло человеку для «продолжения загробной жизни», вплоть до... березовых веников, которыми, думается, 1с не меньшим удо­ вольствием парились наши предки, чем мы сами. Когда расчищали усыпальницу, то уронили в землю березовое семя, про­ лежавшее в законсервированной камере тысячи лет. Проклюнулся побег, укорени­ лась березка. И как буй, зеленый, тени­ стый, в голой долине стоит она и удивляет всех своей необычностью. Вот и еще одна загадка Черной Реки... Семя культуры, попав на плодородную землю, тоже пускает свои ростки. Из Он- гудайского аймака вышли в большую лите­ ратуру восемь поэтов. «Алтайской Иппо- креной» назвал Афанасий Коптелов самую большую реку Онгудая Урсул. Не знаю, Урсул ли здесь причиной, Он- гудай ли тут «виноват», но и мой товарищ Бронтой Бедюров был отмечен с рожде­ ния поэтическим талантом. Родился он в 1947 году в селе Кулада Онгудайского аймака. Черным лесом поросшие склоны, островерхие шапки вершин, всадник, скачущий мимо бессонно, и курганы в ладонях долин — эти образы с детства знакомы... Перевод В. Широкова. Отсюда, с берегов Каракола, он уехал учиться в Горно-Алтайск, а потом в Моск­ ву... Наше путешествие только началось, и оно будет не только проходить по доро­ гам и тропам, но и по времени. И мы его откроем из самого дальнего пункта в гео­ графии путей-путешествий Бронтоя Бедю- рова — из Москвы. Оттуда полетим в Гор­ но-Алтайск, из него поедем в Онгудай, а из Онгудая доберемся до Кулады. От устья к истоку. Впервые Бронтой Бедюров приехал в Мо­ скву в 1967 году — поступать в Литератур­ ный институт. Он был не первым алтай­ ским поэтом, пришедшим в «Дом Герце­ на». «В 1952 году,— вспоминает Афанасий Коптелов,— мы провожали Аржана Адаро- ва, Эркемена Палкина и Лазаря Кокышева в Литературный институт имени Горького и гадали об их судьбе: не ошиблись ли мы? Выдержат ли они экзамены? Будут ли поэ­ тами?.. Теперь у каждого из них по добро­ му десятку поэтических, книг на родном языке. Они — известные поэты и прозаики среднего поколения». За тремя земляками последовали по проложенной дороге на Тверской бульвар Борис Укачин, Александр Ередеев и Паслей Самык. Литинститут вос­ питал, по сути, всю алтайскую литературу, и приток свежих сил в него с берегов Ка­ туни и Каракола не иссякает. Молодой поэт Бронтой Бедюров приехал в столицу, имея уже свою «кассетную» книжку на родном языке. Робость «Пер­ вых шагов» (так называлась книжечка) он разделил с молодыми сверстниками Кара­ ном Кошевым и Байрамом Суркашевым. «Это был своеобразный тройной дебют молодых,— писал Лазарь Кокышев и тут же добавлял: — Где сразу выделился Бронтой своей маленькой поэмой «Мои первые русские слова». Начинающий автор из села Кулады, сын табунщика, был зачислен на первый курс Литературного института в семинар поэ­ зии. Только в столице, вдалеке от родных мест, он стал всерьез заниматься вопроса­ ми истории и культуры Горного Алтая, изучать древние мифы и сказания, рабо­ тать над своими первыми научными тру­ дами. И стихи у него становились все бо­ лее «основательными», вбирая в себя, как в фокус исторической лупы, прочитанное, осмысленное, познанное, и оставаясь, что немаловажно, по своей форме и содер­ жанию, не зарифмованными конспектами, а оригинальными, лирически-раскованны- ми произведениями: И запевает песню он о земной любви, языческий пламень которой мерцает в его крови. Ему одиноко ныне, разлукой майман пленен. Издалека ты услышь, Уч-Сюмер, о том. как тоскует он. Перевод Я. Козловского. Майманы — древнее алтайское племя, из которого вышли предки Бронтоя Бедю- рова и которому он посвятил немало поэ­ тических строк (пеовая его книга в Москве так и называется «Песни молодого майма- на»). > Через год после поступления в Литера­ турный институт произошло «открытие» имени алтайского поэта для всесоюзного читателя. Журнал «Дружба народов» на­ печатал подборку его переводов «Песни алтайских хребтов». Переводы сделал Яро­ слав Смеляков. Стечение ли обстоятельств, или какая-то закономерность (скорее всего она), но вы­ дающийся русский поэт открыл своими переводами и творчество бурята Николая Дамдинова (и только ли его одного?). Ве­ роятно, необходимо обладать особым чутьем на все истинное и ценное в поэзии