Сибирские огни, 1981, № 7

«П УС ТЬ Н Е П О КИ Н ЕТ ДУША...: 87 серебряные пиалы (это была утварь покойного), искоса поглядывая на ребенка, не уз­ нает ли, не вспомнит ли посуду его душа. Мальчик протянул ручонки и сказал: «Мои чашки, я из них уже пил!» В дом, говорят, стали приводить людей, знакомых с усоп­ шим, мальчик тоже узнавал их, обращался, как к старым приятелям, и даже, утверж­ дают, называл их имена. Ребенка отобрали у ошеломленных родителей, усадили на коня, процессия отправилась в Лхасу. В присутствии пятисот лам и пятисот депутатов Национального собрания Тибета его провозгласили четырнадцатым Далай-ламой, но­ вым главой буддийского мира. Так мне рассказывал в Улан-Баторе доктор тибетологии Индианского университе­ та (США) Тубтен Джигме Норбу, родной брат Далай-ламы, про тибетский религиозный обряд, не имеющий отношения к буддийской философии, но призванный поддержать среди верующих людей идею преемственности верховной власти, ее престиж. Тибет­ ские ученые, приставленные к юному предводителю, всей системой обучения пробуж­ дали в нем психо-физическое состояние, свойственное предыдущему Далай-ламе: его дхармы (элементы жизнедеятельности) должны быть в оболочке духовного наследника. В другое время ждать бы новому Далай-ламе, пока случится восемнадцать лет, чтобы сесть на золотой трон и принять всю полноту власти. Но тибетцы, не находя общего языка с китайской администрацией, решили довериться своему иерарху порань­ ше. Шестнадцатилетний Далай-лама пытался договориться с властями, но ничего не по­ лучилось. В 1959 году в Тибете вспыхнуло вооруженное восстание, жестоко подавлен­ ное. Китайские власти бросили в тюрьмы тысячи тибетцев. Далай-лама и близкие к нему монахи пересекли границу, нашли убежище в Индии в небольшом городке Дхар- масала, лежащем на живописных холмах в 400 километрах от Дели. -Здесь каждое утро триста тибетских лам из 85 тысяч оказавшихся в изгнании и рассеянных по другим мест­ ностям, в синем дыму фимиама бьют в литавры, бубны, гонги, повторяя молитвы вслед за Далай-ламой, держащим в одной руке колокольчик, в другой — ваджру. Далай-лама свободно говорит, помимо родного языка, на английском, в молодые годы стал доктором буддийской философии, написал три монографии: автобиографи­ ческую «Моя земля и мой народ» (вышла в 50-е годы), «Буддизм в Тибете» (60-е годы), «Открытый глаз мудрости» (70-е годы). Его старший брат говорил мне, что все эти книги утверждают равноправие науки и буддизма в их воздействии на общественный прогресс. Во всяком случае, когда через два дня 44-летний Далай-лама принял меня в улан-баторской резиденции, шурша вишневого цвета орхимжи, перекинутой через левое плечо, а глаза из-под очков глядели не в мои глаза, а сквозь меня, куда-то дальше, я почувствовал робость и долго не мог сообразить, кто из нас первым должен сесть на диваны вокруг столика, уставленного монгольскими яствами. Далай-лама весь как будто в ожидании, когда уместно улыбнуться, улыбка все время блуждает по его лицу, предназначенная равно всем и никому в отдельности. Наконец мы присели, заговорили о мирных инициативах: хотя они не исключают пер­ спективы мирового пожара, но уже ограничивают возможности материализации войны. — Все народы живут надеждой на воцарение спокойствия на земле. Терпеливая и настойчивая работа в этом направлении, добрая воля и искренность помогут- и дальше продвигаться вперед,— роняет Далай-лама, располагаясь на диване. — Наверное, признаки неуверенности, существующие пока еще в мире, стимули­ руются неслыханными скоростями перемен в жизни народов и социальными экспери­ ментами, последствия которых обнаружат себя только в будущем,— замечаю я. — По-моему, трудности создают такие свойства человеческой натуры, как недо­ верие, зависть, озлобленность,— говорит Далай-лама.— Что в силах людей этому про­ тивопоставить? Искренность, братство. Сломать дерево можно в одно мгновение, а чтобы его вырастить, нужны годы. Всем нам надо запастись терпением, не в смысле терпеть, а в смысле терпеливо и настойчиво работать, не отступая перед трудностями, не отворачивая лицо ни от времени, ни от проблем. У Далай-ламы живые темные губы, как будто обветренные, в постоянном волне­ нии, когда трудно уловить, что в этот миг вспыхнуло и что исчезло, и невозможно предугадать, что за этим последует: улыбка или молитва. — Мир на земле,— продолжает он,— зависит от мирных чувств самого челове­ чества. Пока среди людей живет жадность, корысть, злость, не может воцариться ис