Сибирские огни, 1981, № 7

«П УС ТЬ Н Е П О КИ Н ЕТ Д УШ А ...» 71 лист кружит между обручем и человеком, возвращая монументу земной смысл. Мон­ гольский космонавт, капитан Монгольской Народной Армии, сильно трясет мою руку, словно мы выросли в одной степи и давно не видались. А я присматриваюсь к нему. Подтянут, весел, смотрит прямо в глаза, весь для меня загадочный. Еще не летал и неизвестно, когда полетит, с какими новыми чертами ума или характера вернется обратно. Чем сейчас живет душа, пока безвестная, а все же, мне показалось, уже раз­ буженная ветерком летящей, приближающейся славы? — Как поживаете? — спрашивает космонавт по степной традиции. — Ничего, как вы? — отвечаю ему в тон. — Как семья, дети? — улыбается он. — Спасибо, здоровы, как ваши? — Сынишка простудился... Волынов возил нас в Москву на консультацию. Для психологии монгола, если брать нацию в целом, космос сам по себе не дол­ жен вызывать отрицательных эмоций, думал я, когда мы пошли прогуливаться. Его предкам внушали: вечное небо дарует человеку душу, судит земные поступки. С древ­ ней поры, взывая к справедливости, кочевник закатывал глаза: «О небо, будь судьѳюі» Интерес монголов к мирозданию столь древен, что уже на шаманских бубнах появля­ лись рисунки вселенной, как ее понимала добуддийская религиозная традиция. Ламаи­ сты ввели в ритуальный обиход культовое представление о пространстве и времени. Небо было таинственным властителем судьбы, ареной действия высших и недоступных пониманию сил. И все-таки мысль кочевников вырывалась из тугих обрядовых пут. В степи услышишь красивую легенду о кузнеце Хасе, монгольском Икаре, выковавшим крылья для полета. Говорят, кузнец действительно жил в Хангайских горах и прыгал, махая крыльями, с высокого обрыва. — Какое чувство вы испытали, когда вас приняли в отряд? — спросил я монголь­ ского космонавта. У него открытая, простодушная, детская улыбка, не смущенная, а напротив, скорее снисходительная. Он задумывается, не имея готового ответа: гово­ рить с журналистом ему приходится первый раз. Это потом, когда он привыкнет к фо­ тоаппаратам, кинокамерам, микрофонам, к нему придет, может быть, раскованность, а сейчас он должен припоминать, как все в действительности происходило. — Отбор был в два этапа: мы прошли через руки врачей в Улан-Баторе, а когда из кандидатов осталось четверо, а из них предстояло отобрать двух, нас направили на медицинское обследование в Москву. Здесь месяц изучали вестибулярный аппарат, проверяли ощущения при вибрации, качении, кружении, как при этом работает сердце. Врачи ни слова не говорили. Ни хорошего, ни плохого. Но когда начинали между собой переговариваться, каждый из нас думал — ну все, это конец. Желание попасть в космонавты, да еще на последнем этапе, было такое сильное, всем четверым так хотелось остаться, что психологически это была очень большая нагрузка. Откровенно скажу, у меня надежды было мало. Три моих товарища мне казались способнее и до­ стойнее меня. Через месяц везут в Звездный на Государственную комиссию. Ожидаем вызова все четверо, с нами рядом на стульях четверки кандидатов из других стран. Из каждой группы должны выбрать двух. Вызывают по одному... Космонавт умолк, опустил глаза, ушел в себя. — Вызывают по одному. Когда подошла моя очередь, я шагнул в большой свет­ лый зал, увидел за столом множество людей и растерялся, не успев сообразить, к кому обращаться. Назвал себя, как положено. Слышу вопросы: есть ли желание заниматься в отряде космонавтов. «Да, да— пробормотал я,— само собой, очень есть желание!» Были еще вопросы, я что-то отвечал, потом один из членов комиссии читает приказ, называет мое имя... гражданин Монгольской Народной Республики, годен для косми­ ческого полета». У меня потемнело в глазах, раньше со мной такого не было. — У вас бывает чувство страха? — Мы уже подошли к памятнику Гагарину. — Человеку разное приходит в голову, когда он плохо знает свое дело. А когда понимаешь суть вещей, лишнее не засоряет душу. Занимаешься, бывает, и какая-то деталь, одна из тысячи, вдруг вызовет сомнения. Но тут же обнаруживаешь, что эту деталь дублируют две-три других. Очень надежная техника. По правде сказать, вы первый напоминаете мне о чувство страха. Я сам об этом никогда но думал.