Сибирские огни, 1981, № 7

50 Л ЕО Н И Д Ш И Н К А Р Е В — А эта, с серьгой,— остановил взгляд инспектор,— она ведь вроде твоя, На- ванданзан? — Ну, что ты,— Наванданзан поглаживал ухо с медной серьгой,— всегда была объединенческой. Наванданзан набивал табак в длинную трубку, долго чиркал спичкой, не подни­ мая глаза, а мне, свидетелю происходящего, хотелось понять пружины заключитель­ ного действия. . Скорее всего мы имеем дело с новыми ценностными ориентациями, рожденны­ ми социалистической формой хозяйствования. Арату важно, что о нем подумает степь. Свободный выбор варианта поведения, наиболее полно отвечающего общественным интересам, тут едва ли не важнейшая психологическая перемена. Инспектор сел в «газик» и уже из машины снова тряс руку Наванданзана: — Все-таки и своих в следующий раз сберегай! А что же Бата? Из девяти сотен овец в снегах осталось четыреста. В их числе две­ надцать его собственных. Остальной личный скот сохранился, потому что был упитан­ нее общественного. Вряд ли Бата был нерадив в бурные дни, не допускаю такой мыс­ ли, скорей попал в условия более трудные, и не повернется язык в случившемся упрекнуть чабана. Он обморозился, потерял в сугробе шапку, и когда в притихший день пригнал отару к юрте, лицо было черным, а опухшие губы дрожали над смерз­ шейся кисточкой волос на подбородке. Одно такое ненастье в прежние времена обрекало семью на голод и вымирание. Думаю, когда пришла пора назвать инспек­ тору павших овец, чабаном в значительной мере руководил инстинктивный древ­ ний страх. — Пали четыре сотни объединенческих овец,— пробормотал Бата,— все мои живы. — Погибли одни объединенческие? — переспросил инспектор. — Моих сколько было, столько есть. — Бессмертные у тебя овцы! — инспектор смотрел в лицо чабана. Несколько дней спустя о таких, как Бата, зашла речь на Пленуме ЦК Монголь­ ской народно-революционной партии. Выяснилось, что и в некоторых других хозяйст­ вах потери общественного скота составили около шести процентов, тогда как личного втрое меньше. В критических ситуациях несознательные араты присваивают общест­ венный скот. Как это учесть, если животные не имеют клейма, а сознание обществен­ ное еще не вытеснило до конца из степи частнособственнические инстинкты? На три­ буну поднимались монгольские коммунисты, ветераны кооперативного движения, ко­ торые повели за собою аратов в артельные хозяйства. Им было больно, что не у каж­ дого пока арата укрепилось чувство социальной уверенности. Вот последняя встреча Наванданзана и Бата, как она запомнилась мне. Они снова сидели в юрте Наванданзана, попивая чай. Достаточно ли корма этой весной? ——Бата доставал табакерку. Да сбудутся твои пожелания,— отвечал Наванданзан, понюхав с ногтя боль­ шого пальца табачок соседа и в ответ протягивая ему свою табакерку. — Прощаться пришел,— говорит Бата,— В сомоне поставлю юрту. На одном ме­ сте жить буду. Зачем пасти чужой скот? — Что делать в сомоне будешь? — спрашивает Наванданзан. — В сомоне магазин, электричество, телевизор! — Что делать будешь? — повторяет Наванданзан. — Магазины сторожить буду. Мы вышли из юрты. Бата отвязал коня, вскочил в седло и погнал коня золоти­ стыми кустами карганы. Было жаль старого чабана, не нашедшего себя в артельной степи. У общественного стада, которое он -пас, появились новые хозяева. В тот год из Улан-Батора выехали работать в животноводстве тысяча юношей и девушек. По подсчетам, сегодня почти треть монгольских пастухов- в возрасте от шестнадцати до двадцати девяти лет. У молодых людей уже своя жизненная ориентация, во многом отличная от интересов старшего поколения, но это уже другой разговор. Еще про буран в апреле 1980 года. Буран поднялся в восточных районах Монголии, задул, закружил снежными вет-