Сибирские огни, 1981, № 7

«П УСТЬ Н Е П О КИ Н ЕТ Д УШ А ...» 39 радиоприемник, зеркало, никелированные кровати, кружевные покрывала, накидки на подушки, вышитые скатерти, металлическая посуда. Эти предметы не лишают юрту ее преимуществ, но свидетельствуют о принципиальных возможностях приспособления к новейшему быту. Уже сейчас монголы экспериментируют с ветровыми установками для подачи воды, с солнечными батареями для обогрева... Тому, кто хоть раз в жизни провел ночь под куполом юрты в летнее время, когда подняты нижние войлоки и свежий воздух струится от пола до тоно, омывая лицо про­ хладой и бодростью, не хочется думать, что юрты-обречены на исчезновение. Пока нет ничего рациональнее для тех, кто кочует. Даже в суровую зиму в юрте светло, тепло, уютно, к тому же слышно, не воет ли поблизости от стада голодный волк. Да и неза­ метно, чтобы в_ какой-нибудь стране с такого типа передвижным хозяйством сокраща­ лось бы производство юрт или подобных им жилищ. Видимо, кочевники нашли реше­ ние, пригодное к использованию на многие века. Теперь на юрты посматривают жи­ тели больших городов, как на дачи, которые вписываются в любой ландшафт. Нет, я не. думаю, что юрта когда-нибудь отступит перед небоскребами, им выпало со­ существовать. В эту ночь наша юрта не такая, как всегда. Хозяева с вечера приготовили верев­ ки, уложили утварь в мешки, запаковали ящики, только латунный чайник оставили на утренний сбор перед дорогой. Приподнявшись на локте, я вижу бронзовое ухо пасту­ ха Мягмара, он посапывает, не слыша ночного ветра, все крепче обнимающего полу­ раздетую юрту. Напротив, за ситцевым пологом, спит его жена, спят дети. Монголы всюду гостеприимны, а в отдаленных местностях, где юрты одна от другой на расстоянии, недоступном биноклю, заезжему человеку откровенно радуют­ ся, как если бы ждали именно его. В культуре кочѳвничьего быта нет ничего возвы­ шеннее ритуала встреч, приветственных слов, подношения подарков, сопутствующих контактам между людьми. Тут монгольские традиции богаты и красивы. И когда я по­ пал в эту юрту, скуластый гобиец Мягмар, лет сорока пяти, долго тряс мою руку, уса­ живал на низкий табурет в северной стороне, по центру низкого столика, а его жена, молчаливая Оюун, подносила на вытянутых руках чашку с густым верблюжьим кумы­ сом. Дети притихли, не сводя с чужого человека глаз. «Сонин юу байна вэ?» (Что хоро­ шего, какие новости) — Мягмар протягивал табакерку. «Тайван даа!» (Все спокойно!) — отвечал, как положено, гость, доставая лопаточкой нюхательный табак из халцедоно­ вого флакончика. «Таны бие сайн уу?» (Как вы себя чувствуете?) — «Сайн, та сайн уу?» (Хорошо, а как вы?) — щепотка табака уже на левой руке между большим и указатель­ ным пальцами. «ГангуйІ» (Ничего, нормально!) — хозяин наблюдает, как гость втягивает табак в одну ноздрю, затем в другую. В нашем случае ритуал был нарушен. В распахнутую дверь мы увидели в зарос­ лях саксаульника прыжки джейрана. Он взлетел, поджав под себя тонкие ноги и вы­ соко задрав узкую голову. Красиво до ненатуральности. «Мясо бегает!» — Мягмар от удовольствия хлопал ладонями по широко расставленным коленям. Нагретый солнцем брезент юрты обнюхивали верблюды. Против двери остановилась и улеглась верблю­ дица с печальной мордой грубо обиженного простодушного существа. Мягмар пере­ хватил мой взгляд. «Весной пал ее верблюжонок. Восемь дней морда верблюдицы была «окрой от слез».— «У других морды тоже не веселы»,— заметил я, глядя на стадо. Мягмар улыбается: «Гобийцы знают отчего... Когда-то у верблюда были красивые вет­ вистые рога. Однажды лесной ояень попросил их на вечер. И с украшенной головой скрылся в горах. С тех пор верблюд все еще ждет того оленя. Видите, он поднимает, голову и смотрит вдаль большими печальными глазами...» — «Это сейчас придума­ лось, Мягмар?» — «Нет, я это знал всегда». Стало ясно: буду кочевать с этой семьей. Мои представления о кочевниках были смутными. Перебирая в памяти прочи­ танное, обнаруживаешь, что сами эти слова «кочевники» или «номады», применительно к нашему времени, тем паче к монголам, редки в употреблении. Помню, как я вер­ нулся из монгольской поездки и принес в редакцию рукопись. «Юрты надо убрать»,— сказал приятель. «Как убрать? — не понял я.— Почему убрать?» — «Напоминание о юр­ тах может обидеть наших друзей».— «Помилуйте, разве мы обижаемся, когда избу называют избою?» Красный карандаш, между тем, заменял «юрты» — «жилищем». /