Сибирские огни, 1981, № 7

Е. Цейтлин О ТОМ, ЧТО ОСТАЕТСЯ, К 6 0 -л е тию В а си л и я Т р уш к и н а I К чужой судьбе всегда подступаешь с волнением, Думаешь: чему учит тебя опыт другой жизни? Ищешь главные вехи среди промелькнувших дней. Стремишься понять их смысл. Вот несколько строк из дарственной надписи на книге: «...Это Вы приметили меня, наставили, подстрекали писать. Теперь (хотите — не хотите) примите эти опыты вместе с иск­ ренним раскаянием в моем шалопайстве, Санин-Хомутовский. 21 сентября 1961». Санин — псевдоним юного Александра Вампилова. Держу в руках первую его кни­ гу «Стечение обстоятельств». То был сбор­ ник юмористических рассказов. Кого' вспомнил Вампилов, думая о сво­ ем дебюте, и, может быть, пытаясь уга­ дать будущее? Василия Прокопьевича Трушкина, своего учителя. В конце сороковых — Начале пя­ тидесятых годов его лекции в Иркутском университете слушали многие из тех си­ биряков, которые громко заявили о себе в литературе, потом, в шестидесятые. А пос­ ле занятий они собирались в маленькой комнатке редакции университетской мно­ готиражки. Там, в творческом кружке, ко­ торым руководил Трушкин, студенты — кто робко, кто решительно — читали свои произведения. Они будут напечатаны по­ том. У авторов — все еще впереди. Это первые штрихи к портрету Василия Трушкина. Педагога, ученого, критика, биб­ лиографа, библиофила. Вот заходит он в аудиторию, оглядывает напряженно притихший зал, ждущий чего- то, «академического». Первая лекция по истории русской критики. А лектор вдруг задает вопрос: — Так откуда эти строки: «Одной любви музыка уступает, но и любовь мело­ дия»? Я читаю рассыпанные в периодике вос­ поминания его учеников. «Однажды в одной из полемик, модных в студенческие годы, было заявлено о том, что сибирских писателей мало, кто из мо­ лодых знает. И уж совсем ограниченно читают... И как ответ на эту критическую тираду, Василий Прокопьевич начал читать нам историю сибирской литературы» ’. Это так похоже на него — разработать курс лекций, чтобы ответить студенту. В Иркутске Трушкин давно стал легендой. Писатель Анатолий Шастин. заметил как-то: «О нем, этом человеке, о его удивительной памяти, сумасшедшей любви и завидной жадности к книгам рассказывали добрые и смешные анекдоты. В них были и вос­ хищение, и дружеская улыбка, и обяза­ тельно забавный случай, без которого анекдота не бывает» 1 23, Припомню одну историю, рассказанную (также печатно) критиком Евгением Раппо­ портом: «На улице он способен остано­ виться, схватить вас за пуговицу пальто и громко, наслаждаясь, читать стихи. Он знает бездну стихов наизусть. Самых раз­ ных поэтов — Гумилева и Смелякова, Бло­ ка и Кузьмина, Бальмонта и Багрицкого... Как-то мы нечаянно встретились на Твер­ ском бульваре в Москве. Он приехал об­ судить свою докторскую диссертацию... Он был рад встрече и тут же стал читать какие-то стихи, Мимо прошагал пожилой мужчина в шляпе. Мы бы его не заметили, увлеченные стихами, да жена Василия Про­ копьевича сказала, что прохожий и есть тот, кого они искали по диссертационным делам. Она ринулась вдогонку, а он про­ должал читать стихи, будто и не о его дис­ сертации шла речь» . 1 В. Му т и н . Отраженный свет.— «Вос­ точносибирская правда». 1977, 30 декабря. 1 «Вооточно-Сибирская правда». 1971, 9 октября. 3 «Советская молодежь», 1971, 9 октября.