Сибирские огни, 1981, № 7

Д О РО ГА Д У Х А С К ВО ЗЬ В ЕК А 169 горечью, даже со злостью говорит о том, что Еще немало при делах великих безграмотных умом и пришлецов по духу: нет для них реликвий и заповедей. Да, поэмы Свода во многом публици­ стичны, злоба дня 'в них не выносится за скобки, а наоборот, сплошь и рядом ока­ зывается в центре поэтических раздумий, является тем плацдармом, на котором идет поиск ответов на животрепещущие вопросы нравственности, происходят сшиб­ ки характеров и страстей. Причем это не дешевые строчки об известном и давно открытом, а личные переживания и личные мучительные поиски ответов. Именно в размышлениях о сегодняшнем и завтрашнем дне «горящей несгораемо Сибири» искания поэта с наибольшей си­ лой притягивают к себе читательское вни­ мание, вызывают сопереживание. Конечно, на этом, пути Анатолия Прелов- ского подстерегают и издержки, порой он сбивается на репортажность, на какие- то вопросы сама жизнь уже нашла собст­ венные ответы — ведь под первой поэмой стоит дата «Зима 1974 года». Но главная страсть и пафос поэта захваты­ вают нашу душу, и мы уже вслед за ним повторяем: Как бы понять однажды навсегда, что не корысть, не принужденье — Любовь и Долг возводят города! А в друг 9 м месте в поэме «Станция» он скажет: «Не о домах я — о душе забо­ чусь...» В сущности это главная, постоян­ ная и самая трудная забота художника, и в этих заботах он видит свою миссию как продолжение извечного стремления чело­ века к совершенству и добру в смене по­ колений. Свои сегодняшние устремления он не отрывает от лучших помыслов наших предков. Он смотрит и чувствует глубоко: И декабристов опыт подневольный был как прививка чести и мечты Сибири: Кюхельбекер сердобольный нес грамоту тунгусам: близ Куды Волконский приучал к подзолу картофель: Тизенгаузен растил сады в Ялуторовске, там же школу Якушкин вел: сам нищий и убогий, деревья Веденяпин насаждал: а Завалишин ревностный — дороги к Амуру от Байкала размечал... Мог ли предполагать русский царизм, что высылка на протяжении веков передо­ вых людей России в Сибирь обернется бла­ гом для этой земли? Трудно охватить все проблемы и вопро­ сы, которые затрагивает Анатолий Прелов- ский в своем Своде. Но хочется отметить еще одну черту. В Своде Преловский отдает дань уважения многим поэтам, ко­ торых в разное время и по разным при­ чинам судьба сводила с Сибирью. Примечателен такой штрих. Говоря о се­ бе в поэме «Заповедник», о своей много­ летней работе в Сибири, Преловский дела­ ет следующее признание: Не оттого ль, природы покоритель, что в жизнь железом претворял мечту, сам стал железным (как сказал учитель) и даже привкус окиси во рту? Кто же этот учитель? Ответ искать дол­ го не приходится. Вспомним известные строки: Ты дала мне вершину и бездну, подарила свою широту. Стал я сильным, как терн, и железным — даже окиси привкус во рту. Так говорил Ярослав Смеляков. Открытая социальность и публицистичность поэзии Ярослава Смелякова не смогла не ска­ заться в работе Преловского над Сводом. Ярослав Смеляков хорошо знал своего младшего товарища по поэзии, познако­ мился с ним еще на строительстве Брат­ ской ГЭС, внимательно следил за его твор­ чеством. Ярослав Смеляков всегда горячо интересовался Сибирью; он не однажды и охотно бывал в сибирском крае, творчест­ во некоторых сибирских поэтов привлека­ ло его внимание, Анатолий Преловский прошел хорошую школу у своих старших товарищей по поэзии. Поэмы Анатолия Преловского нельзя на­ звать простыми, если иметь в виду саму форму стиха. Стих изобилует переносами, как бы способствующими тому, чтобы мы , сильнее почувствовали напряженный и не всегда ритмичный пульс огромной стройки В словесную ткань поэм автор при необ­ ходимости свободно вводит сибирские го­ воры и местные словечки, но пользуется этим приемом, не нарушая чувства меры, исключительно в тех случаях, когда необ­ ходимо создать колоритную сцену из жиз­ ни коренных, потомственных сибиряков. Примером тому служит хотя бы главка в поэме «Заповедник», в которой передан озабоченный разговор охотников-сибиря- ков в аэропорту. Приведу кусочек из этого разговора: ...на верховых уремах богато зайца брал, а счас — нисколь... — Ну, что поделашь? — Дак народ не промах. На ихих танках — не пешком! Оттоль досюль по мари, по чаще прут одинако. — У каждого ружье, что пападя стрелят... — В Иркутский-то по чо? — Племянничек собаку охотниччу искал — везу ему шшенят. — А я за провиянтом. паря. Осень подвалит — надбыть белковать. — Ну, нынче белки-то не очень: исшоркали тайгу-то — где искать? В верхах — пожары, на низах — Дорога... — По дальним, чо ли, шуровать хребтам? — А тамака медведь, слыхал? Да много, да злой такой по ныншим временам. Даже краткие обращения к местным ре­ чениям, свободное владение ими на уров­ не стиха говорят о том, что познания ав­ тора в области сибирских говоров широки и обширны. Сибирскую речь поэт впитал в себя с детства и держит ее на слуху. И не злоупотребляет ею, и ничего удивительно­ го в том нет. Ведь и народ, создавая пес­ ни, никогда не перегружал их местными