Сибирские огни, 1981, № 7

Д О РО ГА Д У Х А СК ВО ЗЬ В ЕК А 1 6 7 Содрав для стройки хлеб с земли, по озими прошли мы. Клин по клину. Могли бы мы иначе? Не могли. Какая боль стоит за этими словами «не могли»! А всегда ли не могли? В таких слу­ чаях и не хочешь, да вспомнишь о том, в чем лично принимал участие. В начале пятидесятых годов мне, еще совсем мальчишкой, довелось работать в Сибири в одной из буровых партий треста «Минусиннефтегазразведка». Я тогда вы­ полнял обязанности верхового рабочего. Были случаи, когда буровая вышка устанав­ ливалась прямо на хлебной ниве, хотя на­ верняка можно было бурить скважину (это было поисковое бурение) и отступив не­ сколько десятков метров в сторону, выйдя за кромку поля. Не отступали. Травили си­ бирский нелегкий хлебушко да еще и объ­ ясняли такую потраву некими высшими ин­ тересами государства. Крестьянин, негодуя, глядеть не мог на таких «государственных» людей. И не у кого было ему найти упра­ ву на таких радетелей земли. Боль и гнев были тогда в его глазах... Ставить животрепещущие вопросы жиз­ ни в центр острых поэтических раздумий — не в этом ли заключается истинная граж­ данственность? Поэзию Александра Твар­ довского, Ярослава Смелякова, Леонида Мартынова, других замечательных совет­ ских поэтов как раз и отличало такое ка­ чество, такой подход к жизненному мате­ риалу. Помните у Леонида Мартынова: Березки не рядите и ряски. Чтоб девичью хранить их честь. Оставьте. Надо без опаски Увидеть мир, каков он есть. Анатолия Преловского не покидает боль за «горящую несгораемо Сибирь», для не­ го нет «чувства Родины без боли». Такое до болезненности обостренное чувство Ро­ дины присуще не только поэтам, но имен­ но народу. В одной из сибирских народных песен поется: «Горит, горит село родное — пылает Родина моя». Как видим, село род­ ное и Родина в песне неразрывны, как не­ разрывны они и в жизни. Одно без другого жить не может. Присутствие огня здесь как бы напоминает нам, что с ним шутить нельзя — он может светить, но может и сжигать дотла. Издревле сравнивали Россию с «неопа­ лимой купиной». И образ «неопалимой ку­ пины», как символа России, и образ «горя­ щей несгораемо Сибири» у Преловского вызваны одними и теми же причинами — сыновней любовью к родной земле, а нас­ тоящая любовь всегда побуждала к дей­ ствию и вела к правде. В Своде поэм «Вековая дорога» мне ни­ как не удалось отделить автора от так назы­ ваемого лирического героя. Вполне возмож­ но, что я совершенно напрасно тратил вре­ мя на такое занятие. Поэт везде разговор ведет от первого лица впрямую и не дела­ ет попыток укрыться за бесплотную спину так называемого условного лирического героя. Что же это? Исповедальность? Впол­ не возможно, что это она и есть. Если мы хотим понять заботы поэта, его тревоги и радости, то нужно прислушаться к его голосу, проникнуться его откровени­ ями, вникнуть в его взаимоотношения со Временем и Простором (недаром это сло­ во в поэме одно из наиболее часто упот­ ребляемых). Поэт своих забот и тревог не скрывает. И вот одна из них: ...моя дорога. как ветка, к Присаянью привилась. Но исподволь растущая тревога над сердцем обретала власть: а как же насыпь, что стократ мощнее, а как же люди, что стократ сильней, с тайгой поладят? Уживутся с нею или оставят царство пней? Не для того ль и мы добрее стали, чтоб доброту внедряли, как закон, в ход Насыпи и Магистрали — в связь поколений и времен? Разновременный, большой, пестрый и в высшей степени разнообразный материал вовлечен в орбиту поэм, в том числе и ма­ териал подробно-житейский, на первый взгляд кажущийся прозаическим. Порой даже возникает опасение, что под его гру­ зом Свод не выдержит и рухнет. Строки пятистопного ямба нагружены до предела и чуть ли не прогибаются. И не сразу по­ нимаешь, что именно этой прозой, с ее предельной насыщенностью подробностя­ ми, и держится Свод. Нет никакого смысла скрывать, что чте­ ние поэм требует от читателя определен­ ных усилий, его приученности к настоящей серьезной поэзии. Но чем дальше вчиты­ ваешься, проникаешь в замысел, тем силь­ нее заражаешься настроем души автора и убеждаешься, что, как говорит сам поэт: Народ всегда найдет отважных для благородных замыслов и делі Поэзия, делающая свои обобщения на основе большого жизненного материала, на основе сегодняшних наблюдений и дан­ ных истории, не может себе позволить су­ есловия, если она не привыкла бессовестно лукавить, уклоняться в сторону псевдоли­ рики, в сторону дешевых «туманов и запа­ хов тайги», как это бывает сплошь и рядом у авторов, лихо сочиняющих произведения на любые темы и по любому поводу. Обращение к истории у Преловского объясняется не прихотью и не только скла­ дом дарования, но и особенностями и окраской личной судьбы, причастностью предков поэта к великому делу обживания и освоения Сибири: Не их ли быт и боль зовут назад, а впереди не их ли это светит страстей и целей рваный свет двойной? Пришли. Ушли. А их Сибирь осталась затем, чтоб нынче обживалась мной и мной же в мире утверждалась. В разговоре о Своде поэм Анатолия Преловского необходимо особо подчерк­ нуть, что для него освоение, обживание Сибири — процесс вовсе не механический и не технический, а духовный, это движе­ ние духа русской нации в Простор Сквозь