Сибирские огни, 1981, № 7
Р А ЗМ Ы Ш Л ЕН И Я О ЧАСТУШ К Е 163 тил с веселой искренностью: «Куча-то ку ча, а оглянешься — нет ни однойі» Попросил он меня несложные песенки попробовать подобрать, и я «попробовал» и все больше «удивлял» его, что «могу, хотя и без медиатора». Исполнили мы с ним и «Светит месяц», и «Полонез» Огин- ского... Народ вокруг нас сгруппировался. В трамвай я зашел в прекрасном настро ении, сел на свободное место, струны ча родейки моей по инерции слегка пощипы ваю— душа петухом поет! Не успел двух- трех звуков издать, как с сиденья впереди оборачивается здоровенный дядя, тоже немолодой, между прочим, и со злостью так произносит: «Перестань брякать — на нервы действуешь!» Как кипятком ошпа рил! Вот вам — два разных человека, два по нятия, если хотите, два отношения к на родной музыке: одного она в любой си туации греет, другого — раздражает. Раз уж зашел разговор об уличных встречах, так и подмывает рассказать еще об одной забавной истории, происшедшей на новосибирском вещевом рынке, или, проще сказать, на барахолке. Поехали мы однажды туда вместе с же ной шубу ей к зиме присмотреть. Бара холка как барахолка — толчея, шум, сума тоха. Слышу — где-то неподалеку гармош ка вроде заиграла, да звонко так. Я туда. Вижу: вот те на! Всамделишный гармон ный ряд! Пять или шесть гармошек раз ного калибра — выбирай любую. Особенно обращал на себя внимание седоватый мужчина с черной старинной однорядкой. Звали его, как потом я узнал, Николай Гу- маров. Подхожу к нему — глаз у меня на гар монистов наметанный, чувствую, что играть умеет. Говорю, если можно, сыграйте че го-нибудь. А он и ломаться «для прили чия» не стал. Пожалуйста, раз просят. Да как начал на своей однорядке рассыпать, у меня и дух захватило. Один «улошный», проходочный, наигрыш с частушками так называемый «сибирский Саратов» навзничь меня сразил! Выпросил я у одного «продавца» баян, чтобы перехватить, запомнить этот наиг рыш, да куда там — баян-то липовый по пался — тут же и засипел. Едва другой ба ян раздобыл. Хоть и долго пыхтел, все- таки основное уловил в манере Николая Гумарова, Во всяком случае вот уже не сколько лет мы с братом эти частушки с наигрышем и по радио, и на эстраде ис полняем. Там еще перекличка такая есть: одно слово я пою, другое — брат: Солнце закат, зйкат, закат, Закат-закатилося. Милка сбоку, сбоку, сбоку, Лрикатй-катиласяІ А как интересно вспоминал Н. Гумаров про годы юности, когда они, колыванские «козырьки», с закаменскими «бакланами» из-за девок «дела имели»... Короче говоря, заслушался я бывалого гармониста, позабыл обо всем, чуть не до вечера застрял в гармонном ряду. Жену потерял, шубу не купил, зато частушки новые нашел! Аккомпанировал я народным исполните лям. Знаю, что неплохо это дело чувствую, играю с определенным «нервом» — хвалят меня. Еще в детстве, когда отец купил гармошку, то поучал: — Не играй курлы-курлы. Играй с на строением или совсем не играй! Так вот состязаешься с хорошей часту шечницей, стараешься, современные сред ства применяешь — вариации всякие, тех нику, приемы... и честно сознаюсь, не побеждал я народных умельцев в таких неофициальных конкурсах на богатство и щедрость души,— до того чувственны, изо бретательны и неиссякаемы народные ма стера. Кое-кто может, конечно, возразить: ку да, мол, они, мастера, все подевались? Вечёрок днем с огнем не встретишь, и во обще все это преувеличение. Умерло, дес кать, хваленое частушечное искусство. Нет и еще раз нет! С этим я никогда не соглашусь. И не только я. То, что вечёрок не стало,— правильно. Что все меньше и меньше остается Загад- киных таких — тоже верно. А что умер л о— неправильно! Не умерло — пе-ре-ро- ди-лось. У нас сейчас высочайшее профес сиональное народное искусство — хоры и оркестры, русские певицы и виртуозы-му зыканты. Но какую бы скорость, какие бы обороты мы ни набирали в своем разви тии, в стремлении вперед, никогда не во вред оглянуться и проверить: а не ото рвались ли мы от изначальной точки, от единицы измерения, какими остается ста ринное народное творчество, в том числе и частушка. Она же рождена многовеко вой культурой народа, так неужто может умереть за два-три десятилетия? Чепуха какая! Скорее — это наше упущение, даже стыд, что в стремлении к еще неясному новому так безалаберно обращаемся с прекрасным старым. А закончить хочется все-таки оптимисти чески. Много раз выходили мы с частуш ками на эстраду перед самой разной ау диторией, с самым разным настроением (случалось, с очень невеселым), и поверь те: частушка не подвела нас ни разу! Мы видели тысячи и тысячи глаз: глаза пахаря и ученого, доярки и джазового музыкан та, и у всех почти всегда частушка нахо дила живой отклик, разделенную радость понимания. ♦ 11 N
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2