Сибирские огни, 1981, № 7

152 М. МЕЛЬНИКОВ зять озорные ритмы народного празд­ ника. Более традиционно исполнен триптих по мотивам сказки Пушкина о царе Салтане, но и он был свидетельством филигранного мастерства художника и его эстетической плененности Палехом. четвертое направление в творчестве В. Н. Лагуны составили работы собственно прикладного назначения. Художник при­ нимал, казалось бы, самые случайные за­ казы, далекие от искусства. И выполнение каждого из них становилось для него ак­ том напряженного творчества, десятки эс­ кизов, расчетов, образцов орнамента предлагал себе художник и отвергал их. Нередко выполнение такого заказа требо­ вало научных поисков, изучения искусство­ ведческой и этнографической литературы. Так, например, при создании памятного адреса Сибирского отделения Академии наук СССР Якутскому филиалу он изучал и копировал образцы якутского орнамента, орнаментов других коренных народов Сибири. Этот памятный адрес, выполнен­ ный в технике чеканки со вставкой полу­ драгоценных камней и серебрением тек­ ста, является новой страницей в его твор­ честве прикладной направленности, рабо­ той этапного характера (по времени она относится уже к третьему периоду). Следует также отметить книгу «Почет­ ные граждане г Новосибирска», памятные адреса бывшему президенту Франции ге­ нералу де Голлю, белорусским деятелям искусства, г. Омску в ознаменование 250- летия и ряд других. Нередко, душевно щедрый человек и художник, В. Н. Лагуна, стремясь доставить радость кому-либо из близких ему людей (например, к юбилей­ ной дате, дню рождения), пишет памятный адрес, приветствие и так увлекается рос­ писью, отделкой, что создает маленькие шедевры прикладного искусства. Многие из таких произведений бережно хранятся в личных коллекциях его друзей. Семидесятые годы — третий период в творчестве В. Н, Лагуны. Его можно смело назвать периодом торжества таланта. Торжество таланта Чем старше становится мастер, тем глубже его проникновение в фольклор, тем шире социальные и эстетические ассоциации, многообразнее приемы вопло­ щения идеи в композиции, колорите, ли­ нейном строе его работ. На смену заимст­ вованию фольклорных образов, сюжетов, и мотивов приходит внутреннее постиже­ ние фольклора; раскрытие национального своеобразия эстетики, народного мировоз­ зрения. Освоение фольклора В. Н. Лагуной в се­ мидесятых годах характеризуется постиже­ нием сложности фольклорной простоты. Это не всегда удается, но в лучших своих произведениях он поднимается до уровня народности. На мой взгляд, вполне достой­ ны такой высокой оценки его композиции «По щучьему велению» и «Курочка ряба». Поражают редкий лаконизм живописного языка и совершенно удивительное компо­ зиционное мастерство, способность к ши­ рокому обобщению, к художественной ти­ пизации. Художник пытался этого достиг­ нуть еще в шестидесятых годах. Казалось, в верно избранном направлении шел он, создавая панно «Иван-царевич сторожит жар-птицу», но не с?лог подняться выше лубочной трактовки образа и мотива. В композиции «Курочка ряба» всего две фигуры — старика и старухи. Художник взял мотив известной русской народной сказки лишь как отправную точку. В трак­ товке образов старика и старухи он идет значительно дальше, к типизации. Благо­ родный, умный, добрый старик — это уже герой многих сказок, обобщенный образ русского человека. Для русских сатириче­ ских сказок характерен образ жадной, глупой, сварливой, вздорной женщины. Этот образ — выражение взгляда на женщину в определенный период Пашей истории. Художник воспринимает его как народную эстетическую модель, но не мо­ жет принять как явление абсолютно досто­ верное, бесспорное. Сохраняя фольклор­ ное противопоставление образов старика и старухи, он наделяет последнюю и неко­ торыми положительными качествами и тем «доводит» (поднимает) до социально и сю- жетно обусловленного художественного типа. Художник умело использует возмож­ ности сопоставления холодных и теплых тонов для характеристики образов. Расчет­ ливая старуха одета в платье холодного серо-голубого цвета. А розовая рубаха и светлое лицо старика, кажется, вобрали в себя все тепло заходящего солнца. Сказка о Емеле давно привлекала вни­ мание В. Н. Лагуны, особенно мотивом самодвижения различных предметов, что давало возможность дать динамичные, вихревые композиции. Силу и красоту этого движения видели и древние сказочники. И даже, чтобы подчерк­ нуть его необычность и неудержи­ мость, не останавливались перед тем, что «позволяли» саням с дровами или движу­ щейся печи давить «толпу», множество лю­ дей. Возможность пластического воплоще­ ния этого движения захватила художника. Возникает одно, другое, третье произведе­ ние на эту тему. Их хвалят, а художник не чувствует себя удовлетворенным. Дина­ мизм, богатая роспись делают каждое из этих произведений заметным явлением декоративно-прикладного искусства, а художник создает четвертую, пятую, шес­ тую композицию. Эта, шестая, композиция и может считаться этапным произведени­ ем, завершающим многолетний поиск ис­ тинно русского начала в сказке и живопис­ ного воплощения ее идеи. В центре композиции — фигура Емели. Он припал на одно колено перед про­ рубью и держит пойманную щуку. Скорее даже не держит, а ласково придерживает одной рукой и, склонив голову, вниматель­ но слушает ее речи. Емеля — типичный об­ раз доброго молодца из русского фольк-