Сибирские огни, 1981, № 7

«П УС ТЬ Н Е ПОКИН ЕТ ДУША...: 113 — Леонид, есть дело. — Проходи, садись. — Давай по одной, согреемся? Мы согреваемся молча и сосредоточенно, Мунхэ закусывает, как будто решает в уме задачу, не глядя на меня. Не следует докучать гостю вопросами, наберись тер­ пения, жди. Тарелки освободились от колбасы и холодной жареной картошки. Мунхэ откидывается на спинку стула, оглядывает кухню, блуждающий взгляд задерживается на моем лице. Он щурит глаза, смотрит долго и в упор. Как будто перед ним было пусто и я странным образом возник в полутьме. Я выдерживаю его тяжелый взгляд минуту, другую, третью, мои губы изображают улыбку и недоумение. Представляю, какое глупое у меня лицо. — Ну, как поживаешь? — сурово спрашивает Мунхэ. — Ничего, как ты? — Осуждаешь меня? — смотрит он изучающе. — Ну что ты, Мунхэ... Как Хорло, как детишки? — Не увиливай! — кричит Мунхэ.— Ты думаешь, я хуже тебя, пришел, не даю спать, мешаю работать. Могу уйти, хоть сейчас, встану и уйду, где мое пальто?! — Мунхэ, не валяй дурака. — Воспитываешь меня? Учишь, как жить? А сам ты кто такой? . — Что с тобой, Мунхэ? — Мы! Мы!.. А ты знаешь, например, что живешь по монгольским обычаям? Ты их повторяешь и не помнишь, у кого твои предки их перенимали! — Что ты несешь, Мунхэ? — Тебя когда-нибудь на руках качали, подбрасывали? — распаляется Мунхэ. — Ну и что? — Это твои предки переняли у моих предков. У нас когда молодого хана выби­ рали на престол, его с женой сажали на белый войлок и подбрасывали. Мы начали подбрасывать! — Может, на Руси еще раньше подбрасывали,— сказал я. — После монголов стали подбрасывать! — не уступает Мунхэ. — Монголы, по-твоему, как артисты, показывали этот фокус на площадях Моск­ вы, Новгорода, Ростова Великого? — Нет, вы сами подсмотрели в Золотой Орде! Или Александр Невский увидел в Каракоруме! Ты... евроцѳнтристі — Сразу ярлык! — обижаюсь я. — Ярлык — монгольское слово! — кричит Мунхэ.— И дуга, и телега, и хомут! — Ладно, Мунхэ, довольно балдеть. — И балда — наше! Ну уж, дудки, балду я не отдам. Иду к книжной полке, достаю том Даля. «Бал­ да...__читаю вслух,— большой тяжелый набалдашник, шишка, нарост... лесная криву­ лина, толстое корневище, палица, дубина. Большой молот, молотища, кувалда». __ Что я тебе говорил! — не унимается Мунхэ.— Шишка, нарост. Балдайха, по- нашему, набухать, нарастать. — Может, и бага-яга монгольская? — не выдерживаю я. — Баба — русская, а яга — монгольская. — Это откуда же монгольская?! — возмущаюсь я, вступаясь за спутницу моего детства, милую бабу-ягу, костяную ногу,— С чего это она монгольская? Ты что, паспорт у нее смотрел? __ Потому что «яг» по-нашему значило «быть скверной», «страшной», «дойти до точки». Баба-яга и ваша, и наша. __ Тебя послушаешь, Пушкин писал по-монгольски. Мунхэ выдал сатанинскую улыбку: — «Влача в душе печали бремя, Владимир-солнышко в то время в высоком тере­ ме своем сидел, томясь привычной думой...» — Что же тут монгольского? — наступал я,— Душа? Печаль? Владимир-солнышко? — Терем! За окном светает. На автобусной остановке толпятся горожане. Остановка похо- 8 Сибирские огни № 7