Сибирские огни, 1981, № 7
1 0 2 Л ЕО Н И Д Ш И Н К А Р Е В в сайн-эрских песнях^ Перемены пришли на эту землю в 1920 х годах. Было ликвиди ровано сословие пастухов маньчжурского императора, народная власть передала все стада в собственность тем, кто их пас. Вряд ли в Дариганге слышали тогда «Интерна ционал», разве от красных конников, преследовавших белобандитов, но произошло по пророчеству: мир насилья разрушили, кто был ничем, рабом безответным, получил все гражданские права, скот, утварь, одежду, завел хозяйство, воспрянул духом. Па стухи отпускали детей в школы, провожали учиться в Ургу, Иркутск, Москву. Молодые даригангасцы возвращались агрономами, ветеринарами, экономистами, учителями, щеголяли в непривычных для степного глаза европейских одеждах. Они были пер выми в округе духовными светильниками. В 1927 году В. А. Казакевич застал здесь три юрты школы, четыре юрты отделе ния Государственной внутренней охраны, две юрты тюрьмы, юрт пятнадцать, где жили служащие хошунного управления, вокруг белели юрты пастухов, а в полукилометре стоял большой монастырь Их-булагийн-хурал, там в одном из глинобитных строений устроили казенную лавку. С этого началось движение столицы сайн-эров по некапи талистическому пути. Сегодня у Ослиной ямы лежит сомонный центр Дариганга: сорок каменных зданий, больше тысячи юрт, штаб крупного сельхозобъединения «Дариганга», имею щего 85 тысяч голов скота и доход 3,5 миллиона тугриков. Средняя школа, больница, узел связи, ветеринарный пункт, предприятия бытового обслуживания, киноустановка, библиотека, магазин и т. д., не стану перечислять, принимая во внимание стандартность набора для новых монгольских поселков, но более того руководствуясь мыслью, что не в этом все-таки суть. Потомки сейн-эров хранят внутреннюю независимость пред ков, это чувствуешь в их облике, в их движениях, в манере общения, а еще в повышен ной тяге к учебе, в почитании культурных людей, особенно из даригангасцев. Вот оте чество, где свои пророки есть. — Скажи, Багул, что такое, по-твоему, счастье? — Это когда что хочешь — то у тебя есть. — А у тебя есть, что хочешь? — Да... я сыт, работаю, имею детей. В 1945 году в Дариганге расквартировалась Конно-механизированная группа Со ветско-монгольских войск генерала И. А. Плиева перед решающим броском через Гоби и Хинган. За озером Ганга начинались зыбучие гобийские пески, машинШ буксо вали и вязли, надо было проложить каменную дорогу. Советские и монгольские сол даты стояли цепочкой до первых песков, передавая из рук в руки вулканический туф, который полтора тысячелетия назад шел на изготовление идолов, мостили склоны барханов, а даригангасские женщины носили им воду, помогая превозмочь жаркий пустынный дух. И когда в ночь на 9 августа началось наступление, когда тьму проре зали прожектора бронемашин, танков, мотоциклов и в сизом дыму армия двинулась по мощеной дороге, с войсками уходили и даригангасцы, уже в военной форме, за нимая место в строю. Багул привел меня к этой дороге, уже занесенной песком, но все-таки сохранен ной как исторический памятник, с воткнутым меж камней красным жестяным флаж ком с надписью по-монгольски: «Эту трудную песчаную дорогу прошла Советско- монгольская армия в августе 45-го года». — Первый эшелон бронемашин и танков перешел границу в три ночи, второй эшелон в четыре, за ними шла в боевом порядке монгольская конница. — Ты воевал, Багул? — Я был в той коннице. — Не страшно было? — После Халхин-Гола уже ничего не боялся. - Мы зашли в юрту табунщика Шарбанди, Героя труда, депутата Великого Народ ного Хурала. Юрта у даригангасцев отличается от других монгольских юрт: здесь намертво прикрепляют жерди к деревянному тоно и для обвязки войлока плетут ве ревки из верблюжьей шерсти. Табунщик был еще на пастбище, нас поила чаем его жена Юмжима, фельдшер-акушер, тоже внучка сайн-эра. По ее словам, в Дариганге
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2