Сибирские огни, 1981, № 7
«П УС ТЬ Н Е ПОКИН ЕТ ДУШ А ...» 99 Я вышел из машины. Идолы держали в руках кубки, наполненные вчерашним дождем. Кубки — идолова загадка: по какому случаю затевали веселье на краю могилы? От статуи уходят торчащие в траве камни (балбалы), души врагов, собственноруч но убитых тюрком. Кое-где балбалы тянутся на три километра, в двух-трех шагах один От другого. Может быть, усопший и не был таким кровожадным. Подданные отдают умершему предводителю еще и своих, ими убитых врагов. Как говорится, не дорог подарок, дорога любовь. Так справляли тризну в евразийских степях древние тюрки, проскакавшие на вздыбленных конях сквозь раннюю историю человечества. Бродя меж каменных фигур, я замер: передо мной был идол с одновременно выраженным мужским и женским началом. Странное двуполое существо, изваянное из вулканического туфа, сидело в кресле, не стыдясь обнаженной девичьей груди, с таким же, как у всех, кубком в правой руке, а левая тянулась вниз, торопясь при крыть явный намек на мужчину. Какую тайну, известную современникам или хотя бы узкому кругу в степи, доверил камню древний мастер? Это, очевидно, несогласие, мо жет быть, протест, даже вызов — но в чем, кому, за что?.. Хотелось подобно создате лю «Моисея» стукнуть по фигуре и крикнуть: «Заговори жеі» Но если пророк Моисей не ответил обессиленному скульптору, что ждать от древнего тюрка, когда исчез его язык и только одиночки берутся расшифровать оставленные им на плитах рунические письмена. Я ехал в Даригангу, мучаясь тайной. Дариганга — зрительный зал Гоби. Над степями и перелесками чернеют вулканические горы; закатное солнце отра жается в маленьких озерцах, шумных от перелетных птиц; в траве журчат ручьи, где-то бьет минеральный источник, но иссушающим ветром рядом дышит пустыня и даже с небольшого бугра видишь одинокие чахлые кедры, заблудившиеся в песках среди сыпучих гобийских барханов. На переломной от степи к пустыне земле сгрудились де сятка три каменных домов, окруженных тысячью белых юрт, без дворов и оград. Но- ся*гся дзерены, окрашивая ландшафт в густой красновато-бурый цвет, пограничный с мертвой желтизной пустыни. Над степью царствует крутобокая Дарь, или Алтан-ово (Золотая гора), как ее зо вут старинные карты. В подоблачной высоте когда-то парила окутанная легендами буд дийская кумирня с позолоченной крышей. Триста лам, живших на вершине, принимали от кочевников дары: золото, серебро, драгоценности, муку, просо, чай. Чая, говорят, скопилось столько, что он в три слоя устилал подвал кумирни. Теперь постройки раз рушены, золотые фигурки бурханов закопаны в землю, ламы разбрелись, унося с со бой тайны кумирни. — Под ногами у нас, может быть, тысячи бурханов, а раскопки запрещены,— сказал старик Багул, поправляя на затылке косичку. По словам Багула, когда-то давным-давно в этой местности жили в крепостях два князя, Таньжуланс и Еньею (не уверен, что правильно запомнил имена). В них было столько верблюдов, что по горбам, если всех выстроить, можно было добежать до Китая. Князья гордились стадами и уверяли друзей, что их крупные верблюды не втис нутся даже в самые крупные ворота. Это дошло до воинственных маньчжуров, и те прислали гонцов: «Если пара верблюдов действительно не пройдет через наши воро та, вы получите их обратно, если протиснутся — ваши головы полетят». Один верблюд с трудом протиснулся, а второй был шире ворот. Маньчжуры перебили князей и их спутников, разгромили крепости, все уничтожили, даже собак — сохранили только стада. __ Развалины крепостей километрах в тридцати отсюда,— сказал Багул,— могу показать. Эту историю я больше ни от кого не слышал, нигде о ней не читал, потому скло няюсь связывать прошлое Дариганги с 1697 годом, когда, по достоверным источникам, даригангасцы начали выпасать стада маньчжурского императора, впервые в монголь ской степи передавая по наследству не свои стада, а чужие. Их пас прадед Багула Г
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2