Сибирские огни, 1981, № 6

96 НИНЕЛЬ СОЗИНОВА цветы цветут — за кроной лепестковой и стволики-уродцы не видны. А стволики коряжисты, корявы, порой не выше чахлой черемши. Цветут, как говорят, ни в честь — ни в славу: необжитые горы. Ни души. Цветут! Держась упрямыми корнями за чешую седого плитняка... По серебристым валунам гоняет высокогорный ветер облака. Ах парковые нежные созданья, вчера обворожившие меня! — когда бы им доступно было знанье, что и у них есть «кровная» родня, сумели бы они увидеть сходство! Что стали бы испытывать! Тайком кичились очевидным превосходством или гордились корневым родством!... * * * Люблю капризной розы лепестки, морской волны врачующую ласку, но Чумыша пески да тальники, черемуха, ромашки, огоньки затмили юга вычурную сказку. Я провожу в намеченные дни высокие часы в концертном зале,— Бетховен... Гайдн. Мне дороги они, но песни проголосные родни меня к себе навечно приковали. Вдали от дома отчего пила зеленый чай, вино, кумыс, мацони... Прекрасны и бокал и пиала,— ничуть не лицемерна похвала,— но слаще ключевая. Из ладоней. И верю, можно сердцем прикипеть к земле, тебя не знавшей, не вскормившей, другие песни выучиться петь и друга обрести и обогреть вином и словом под любою крышей. Но сколько б зим и весен ни прошло, очнется влага в высохшем колодце, росток пронзит и камень и стекло, а сердце, как подбитое крыло, беспомощно и больно ворохнется и позовет... ♦